Припомним ему нашего доктора. Я буду иметь с ним дело, слышишь, я, только я. Я ему… — Из горла танкиста вырвался хрип, и некоторое время он молчал, а потом опять заговорил, жарко дыша и торопясь: — Они нас боятся. Ты видел? Боятся, сволочи! Это хорошо. Не зря боятся. Как только мой танк выйдет из ремонта, я знаю, куда идти. Туда дорога прямая… через ольшаник, потом речка… То, что мост взорван, не беда… — Танкист снова начал бредить, голос его становился все тише, — Башенный, не зевай! — были его последние слова.
Танкист умолк и будто потянулся всем телом.
Баранников и дядя Терентий вынесли его из сарая и с помощью двух легкораненых похоронили в балочке. Вот здесь и было то самое «верхнее помещение». Баранников видел его впервые: зеленый неглубокий овражек, и на дне его — земляные бугорки.
Вернувшись в сарай, Баранников, измученный, обессиленный всем пережитым, упал на свое место…
Дядя Терентий еле растормошил его:
— Сергей, вставай! Сергей!
Баранников медленно открыл глаза.
— Вставай, Сергей. Эти гады еще что-то затеяли.
По сараю ходили солдаты и с ними человечек с коричневым лицом.
— Всем выйти из сарая! Всем выйти из сарая! — беспрестанно повторял человек с коричневым лицом.
Из сарая вышло человек сто пятьдесят. Наверное, столько же подняться не смогли.
Тех, кто вышел, солдаты торопливо построили в колонну по четыре человека. С боков колонны встал конвой. Послышалась команда: «Вперед!» — и колонну погнали по дороге, уходившей к лесу. Когда прошли метров двести, колонну обогнали две автомашины с солдатами. Третья машина осталась у сарая.
Колонна огибала взгорок, в это время позади затрещали автоматы.
— Понял, что, ироды, делают? — тихо спросил дядя Терентий, который шел рядом с Баранниковым.
— Понял.
У самого леса дорога резко повернула, и все увидели, что сарай охвачен пламенем.
Баранникова знобило, дрожащими пальцами он взял руку Терентия:
— Танкист-то молодец какой! Приметил, что у этого, в плаще, под ухом родинка.
Умирал человек, а ненависть брал с собой…
Шли весь день и часть ночи. За это время пристрелили одиннадцать человек-тех, кто не в силах был идти. Одиннадцать человек. Этот страшный счет вели дядя Терентий и Баранников.
За полночь колонна добралась до безлюдного железнодорожного полустанка. На запасном пути стоял длинный товарный состав, где-то далеко в темноте тревожно дышал паровоз. Пленных загнали в один вагон — теплушку.
С грохотом задвинулись двери, и вскоре поезд тронулся. Изнуренные люди стояли, навалившись друг на друга. Но постепенно произошло, казалось, невозможное — все опустились на пол вагона и улеглись, как ложится под градом трава.
Баранников лежал, прижатый к дяде Терентию. Нечем было дышать. Люди стонали, кашляли. У самого лица Баранникова была щель, через которую сочился прохладный воздух. Он судорожно глотал его, как воду. Потом ему стало стыдно, что он один пьет воздух, и он отвернул голову, чтобы прохлада досталась всем.
Под зыбким полом вагона гремели колеса. Где-то далеко впереди протяжно взвыл паровоз. Баранникову в полузабытьи показалось, что это зовет его гудок родного завода там, на Урале.
Он вдруг увидел себя выходящим из дома. Жена кладет ему в карман сверток с бутербродами… И вот он уже идет к заводу по аллее, затененной строем кедрачей.
С ним здороваются, заговаривают знакомые, и к проходной приближаются уже целой компанией… Его стол стоит в светлом зале, который называется отделом главного технолога. Рядом со столом на кронштейнах укреплена чертежная доска. Но он не любит подолгу сидеть здесь. Тем более сегодня. В главном цехе заканчивается сборка громадной умной машины, о которой он думал, которой жил весь последний год… И он спешит в цех. Пока его никто не заметил, он стоит и издали любуется машиной. Ему жалко, что скоро ее разберут, положат на железнодорожные платформы и увезут куда-то в Белоруссию. Но эту мимолетную грусть тут же погасила радость и гордое чувство. Он представил себе, как там, в Белоруссии, снова соберут эту машину и какая-нибудь девчушка, назначенная на пульт управления, нажмет кнопку пуска. Машина оживет и начнет заглатывать болванки раскаленной стали и выбрасывать готовые маслянисто блестящие трубы. А потом эти трубы, красиво сложенные на платформах усеченными пирамидами, повезут во все концы страны.
