— Возьми себя в руки. Становись и работай. Как бы ни было больно, работай! — быстро сказал Баранников.
Минут через десять вернулся немецкий инженер. Он подошел к Баранникову вплотную и сунул в карман его брезентовой робы какой-то белый пакет.
— Это бинт и антисептика, — тихо сказал он, показывая глазами на Антека.
Баранников молчал. Молчал и немец — обводил взглядом грохочущий цех. Потом он сказал:
— Меня зовут Рудольф Гримм. А вас?
— Баранников.
— Ба-ран-ни-ков, — медленно повторил немец. — Значит, будем знакомы. — Он снова обвел взглядом цех. — Да, возмездие дается нам нелегко.
Баранников молча, невозмутимо смотрел на инженера.
Гримм улыбнулся:
— Разве вы не знаете, что название «фау» происходит от слов «оружие возмездия»?
Летающие снаряды…
Баранников молчал.
Гримм улыбнулся еще раз и пошел вдоль станков.
Баранников смотрел ему в спину, недоумевая, зачем это понадобилось немецкому инженеру сообщать о том, что де- лае? завод. «Фау»! Все-таки «фау»! «Рудольф Гримм, Рудольф Гримм», — повторял про себя Баранников.
Взревела сирена. Станки остановились. Гулкая тишина будто ударила в уши.
Оглушенные ею люди, пятясь, отходили от станков и становились в шеренги. Многие шатались, как пьяные.
Баранников незаметно протянул Антеку пакет:
— Возьми. В пещере сделаешь перевязку.
— Спасибо, — первый раз поблагодарил поляк и стал в шеренгу, пряча за спиной пораненную руку.
Баранников направился в угол, где после работы собирались заключенные инженеры.
В общежитие он шел, как обычно, в паре с Гаеком.
— Знаешь, что делает наш завод? — тихо спросил Баранников.
— Черт знает! — зло отозвался чех.
— «Фау» мы делаем.
Гаек даже замедлил шаг.
— Точно?
— Вполне.
— Получается, что мы здорово помогаем им вылезти из поражения? — сказал Гаек. Помогаем убивать своих?
— Выходит, что так, — ответил Баранников.
Прошел еще месяц. Теперь уже все инженеры знали, какую продукцию выпускает подземный завод. Об этом позаботились Баранников с Гаеком.
Однажды вечером в комнатушку Баранникова зашел бельгиец — староста общежития.
— Ну, как тут у вас потолок? — спросил он. — Да, пожалуй, вы правы, надо принять меры.
— Зачем, как вы однажды выразились, дразнить собак? — усмехнулся Баранников.
— Ну, если бешеных собак спускают с поводка, все равно плохо.
Баранников промолчал.
— Мы им делаем секретное оружие, с которым они собираются выиграть войну.
Баранников в разговор не вступал. Бельгиец продолжал:
— А тогда все, что сделали ваши русские для победы, пойдет прахом. — Он присел на кровать рядом с Баранниковым, помолчал и вдруг тихо рассмеялся: — Потомство за нашу работу здесь поставит нам памятники, не так ли?
— Как вы однажды выразились, главное — выжить, — безразлично произнес Баранников.
— Бросьте со мной играть! Вы что, хотите жить, получить крест от Гитлера и с этим крестом на шее вернуться на пепелище своего дома, сожженного нашими «фау»?
Так? — спросил бельгиец, и глаза его загорелись, злобным огнем.
— А что я могу сделать? — безнадежно произнес Баранников, который совсем не торопился вступать с ним в открытый разговор.
Бельгиец, может быть, целую минуту смотрел на Баранникова и молчал. Потом неожиданно спросил:
— Вы что, не русский?
— Почему? Русский.
— Мои товарищи поручили мне поговорить именно с вами.
— О чем?
— Что значит — о чем! О том же.
— Не понимаю.
— Бросьте! — Бельгиец встал и заходил по комнате — два шага к окну, два обратно. — Мы потребуем, чтобы нас вернули в обычный лагерь. Нигде не сказано, что мы обязаны работать именно в этом аду.
— Отсюда живыми не выпускают никого, — спокойно сказал Баранников.
Бельгиец остановился:
— Это не больше как сказка для трусливых.
— А если не сказка?
— Значит, вы будете спокойно делать «фау»?
— Не знаю.
— Я и мои товарищи имеем совершенно ясно сформулированные приговоры их собачьих судов. Заключение и его срок. У нас есть все основания протестовать против того, что нас заслали в это подземелье.
— Лично я никакого приговора не имею.
— И думаете за это спрятаться?
Баранников промолчал.
Бельгиец постоял перед ним и направился к двери.
— Я приходил к вам насчет потолка. Я потребую, чтобы сделали ремонт. Спокойной ночи! — Бельгиец ушел, резко хлопнув дверью.
