— Надо действовать, — тихо сказал Пепеляев. — Центр считает, что для этого сейчас очень удачный момент. Лагерное начальство на массовую расправу не пойдет. Нам известно, что у него конфликт с фирмой, строящей завод. Фирма боится, что слишком быстро иссякнет рабочая сила. Сегодняшний расстрел представители фирмы не одобряют, считают его излишним. Наше выступление добавит жару и будет ответом на расстрел.
Один из сербов воскликнул, сверкая черными выпуклыми глазами:
— Взрыв! Завтра же! Смерть палачам за смерть товарищей!
Пепеляев молчал. Все смотрели на него.
— Взрыв завтра, — сказал наконец Пепеляев.
Сербы, как по команде, вскочили, порывисто обнялись, а потом, положив руки на плечи друг другу, произнесли одинаковые, не понятные другим слова. Это было похоже на клятву. К ним подошел француз, и они обнялись втроем. Все с волнением наблюдали за ними.
— Главный вход виден с того места, где вы будете включать ток? — спросил Пепеляев.
— Хорошо виден, — ответил француз.
— Взрыв произведете утром, — продолжал Пепеляев. — Но завтра тысячи две заключенных опять погонят рыть ров. Смотрите внимательно, чтоб все успели выйти.
— Мы уже думали об этом, — сказал один из сербов. — Ведь всегда, когда выходят последние заключенные, наружный часовой звонит куда-то по телефону. В это время мы и… — Серб рассек воздух рукой.
Сербы и француз ушли. В каморке остались Пепеляев, Стеглик, доктор Янчик и Баранников.
Обращаясь к Баранникову, Пепеляев сказал:
— У Стеглика и доктора Янчика есть заманчивое предложение — отравить эту бешеную собаку Шеккера. Как ты смотришь на это?
— Собаке собачья смерть.
— В общем, центр за казнь Шеккера. В каком сейчас состоянии паренек Степана Степановича?
— В тяжелом, конечно. А что?
— Держи его при себе. — Пепеляев помолчал. — Никто другой, кроме него, не сможет угостить Шеккера ядом. Ведь он бывает у Шеккера дома. Подготовь парнишку…
Баранников вернулся в пещеру и лег рядом с Демкой, Демка ни о чем не спрашивал.
Он лежал на спине, подложив руки под голову. Горящие его глаза были устремлены вверх. Демка подвинулся. Несколько минут они лежали молча, потом Демка тихо произнес:
— Я все знаю.
— Вот так, Демка, — вздохнул Баранников и положил свою руку на горячую руку парня. — Мы им ответим.
Демка вскочил на колени и, дыша в лицо Баранникова, зашептал:
— Дядя Сергей! Дай мне… да я… я… — Он задохнулся и умолк.
— Будет дело и тебе, — сказал Баранников. — Только одно условие: полное спокойствие. Возьми себя в руки. Иначе дела тебе не видать.
Демка молчал.
Заключенные засыпали нервно и медленно. Пережитое утром мешало уснуть. Кто-то так стонал, будто навзрыд плакал. Часовой, стоявший у входа под тускло горевшей электрической лампочкой, испуганно вглядывался в темень пещеры и перекладывал с руки на руку автомат, точно хотел убедиться, что оружие при нем.
«Боишься, сволочь!» — подумал Баранников.
Баранников так и уснул, держась за горячую Демкину руку. В эту ночь ему приснилось, будто он идет по своему уральскому городу и ведет за руку сына Витьку. А навстречу им медленно движутся серые колонны заключенных. Витька спрашивает: «Папа, кто эти люди?» Баранников, удивленный несообразительностью сына, говорит ему: «Разве ты сам не видишь? Это же солдаты», Витька смеется! «Ну что ты, папа, разве это солдаты? Это же просто оборванцы, нищие». Тогда он грубо дергает сына за руку и в злом отчаянии кричит: «Это солдаты! Понимаешь, солдаты, солдаты!..» В этот момент его разбудил Демка:
— Дядя Сергей, тише! — шептал он ему в ухо.
— Чего — тише? — а- Баранников приподнялся, ничего не понимая.
— Солдат каких-то на всю пещеру зовешь.
— Конечно, солдаты, — буркнул Баранников и перевернулся на бок,
