Чем больше я думал об этом, тем яснее понимал, что может быть пара причин тому, почему критикующие транс-повестку феминистки испытывали проблемы, которых не испытал я. Первая – это возможность того, что я выразил свои мысли более осторожно, с сочувствием относясь к некоторым аспектам проблемы трансгендерности, хотя ни в коем случае не ко всем. Вторая заключается в том, что вне зависимости от того, что я пишу, экстремисты интуитивно чувствуют (и совершенно правильно), что негодование, направленное на меня, меня ни капли не беспокоит. Но я подозреваю, что третья причина является возможной причиной тому, что происходит на самом деле. Как я сказал писательнице Лайонел Шрайвер на большом мероприятии, организованном изданием «The Spectator» пару месяцев спустя после публикации книги, я не могу перестать думать, что за желанием транс-активистов протестовать против других мероприятий, на которых выступают женщины, стоит целый набор очень некрасивых и, да, возможно, женоненавистнических убеждений. Они включают в себя идею того, что женщин легче травить, чем мужчин (в этом случае они уделяют слишком мало внимания характеру и стойкости этих женщин). Или что транс-активисты воспринимают женщин, критикующих транс-движение, как особенно опасных для себя (это взгляд, который, как я заметил, был присущ исламистам в другом контексте по отношению к своим критикам женского пола, таким, как Айаан Хирси Али). Или, возможно, нацеливаясь на женщин, транс-активисты в действительности дают волю коктейлю из эмоций, который включает зависть, хотя и не ограничивается ею.
Как и предсказывалось в этой книге, число судебных дел, направленных против сторонников идеи о «транс-детях» и тех, кто призывает к медицинскому и хирургическому вмешательству, уже начало расти. В Великобритании один молодой человек, которого в пути к смене пола сопровождала знаменитая Тавистокская клиника, теперь получил разрешение подать в суд на это учреждение. Рассказы о тревогах, высказанных некоторыми сотрудниками клиники, в частности, напоминают об одной из истин, которые пытается подчеркнуть эта книга: наша эпоха делает некоторые вещи, которые мы бы не стали делать, если бы позволили себе продолжать думать.
Еще один аспект транс-дискурса, в котором что-то изменилось с момента публикации книги, – это раскол внутри ЛГБТ-сообщества, или «алфавитных людей», как назвал их Дэйв Чаппель в комедийной передаче на «Netflix», которая вышла примерно в то же время, что и «Безумие толпы». Чаппель заметил, что воображаемая машина, в которой ехали «ЛГБ», похоже, замедлилась или отклонилась от курса, когда в нее сели представители группы «Т». В этом и других профессиональных вмешательствах я заметил нарастающее осознание того, что, хотя трансгендеры, безусловно, заслуживают того же достоинства и понимания, что и другие люди, у «Т» мало чего общего с «Л», «Г» и «Б».
Поскольку, как я пытался здесь показать, виды борьбы за права не одинаковы, и к настоящему моменту должно быть ясно, что споры о «Т» не следуют пути развития споров о «Л», «Г», «Б». Если выразить разницу между «ЛГБ» и «Т» кратко, то вот что мы получим: активисты движения за права геев никогда не говорили: «Мы существуем, мы квиры, а это значит, что нет такой вещи, как биологический пол». Или: «Мы существуем, мы квиры, а это значит, что мы считаем, что пенисы и вагины – это навязанные социальные конструкты». Они делали заявления о правах, но не требовали от остального общества коренным образом изменить свое представление о биологии, например, для того, чтобы эти права получить. Таковы утверждения транс-экстремистов сегодня, и что еще более тревожно – это то, что они успешно убедили податливую часть населения согласиться с ними. До недавнего времени никто не призывал к использованию фразы вроде «гендер, приписанный при рождении» вместо слова «пол». Но просто обратите внимание на то, какая совершается работа в связи с этой часто используемой фразой – она предполагает, что ребенок мог бы успешно родиться с тем гендером, который ему хочется иметь, если бы ему не помешали фанатичные, гетеронормативные врачи родильного отделения.
