Конечно, проблема шире. В Великобритании мы наблюдали случаи вроде того, когда работник супермаркета ASDA Брайан Лич, которого уволили с работы (хотя впоследствии его восстановили – после негативной реакции общественности) за то, что тот опубликовал видео с Билли Коннолли. Когда Билли Коннолли рассказывает неприличную шутку, он укрепляет свой статус национального достояния. Но когда работник супермаркета публикует ту же шутку в соцсетях, он может внезапно оказаться без работы. Пока мы пытаемся в точности понять, каковы правила, неудивительно, что многие люди чувствуют себя вынужденными молчать.
Тот же эффект можно наблюдать в случае с Гарри Миллером, бывшим полицейским, которому пришлось потратить год своей жизни на судебные тяжбы после того, как британская полиция появилась на его рабочем месте, чтобы сказать ему, что некоторые оставленные им комментарии и ретвиты о трансгендерах образовали так называемый «непреступный инцидент ненависти». После того, как Миллер успешно подал в суд на полицию, выяснилось, что за последние несколько лет они зарегистрировали 120 000 таких «непреступных инцидентов ненависти», что такие «не-преступления» могли появиться во время проверки данных о человеке во время приема на работу и помешать ему получить работу. Далее выяснилось, что совет от полицейской коллегии состоял в том, что любое действие, которое, как покажется, может быть мотивировано враждебностью к религии человека, его расе или идентичности, должно быть зарегистрировано «вне зависимости от того, есть ли доказательства, помогающие выявить элемент ненависти».
Есть люди, которые утверждают, что масштаб «прогрессивной» идеологии преувеличен, но трудно переоценить проблемы, ожидающие общество, в котором полиция стала полицией мысли, а отсутствие доказательств воспринимается как не имеющее значения при регистрации преступления. В течение последнего года мне регулярно присылали сообщения, и ко мне регулярно после окончания мероприятий подходили люди, работающие в государственном секторе, в Национальной системе здравоохранения, частных и государственных компаниях – они рассказывали о том, как их отделы кадров пытались навязывать нынешнюю ортодоксию и как они сами ловко скрывали свои собственные взгляды, в то время как идеология нашей эпохи проходила мимо. Но надежда есть, и, возможно, случай Миллера и другие обнажат перегиб, остро нуждающийся в исправлении.
Среди наиболее интересных событий, случившихся с момента первого издания этой книги, было воплощение догмы, о которой я рассказывал в конце. В главе, посвященной трансгендерности, я упомянул о подножке для феминисток – о месте, где некоторое количество храбрых женщин сознательно или не очень наткнулись на проблему трансгендерности. Число этих женщин значительно выросло за последний год. И их ряды значительно пополнились благодаря вежливому, но твердому заявлению Дж. К. Роулинг, что женщины существуют, что они не должны быть стерты и что их не должны называть (как это сделал автор статьи, которой возмутилась Роулинг) «людьми, которые менструируют». Сегодня есть значительное число людей во все более организованных группах, которые настаивают, что биологический пол нельзя игнорировать и что он не является нематериальным. В этом и в других отношениях, несомненно, началась общественная реакция на крайние проявления транс-идеологии. Если читатель простит меня за то, что я отмечу свою собственную «привилегию», именно в прошлом году для меня становилось все более очевидно, что в деятельности наиболее неприятных транс-активистов есть закономерность. Поскольку именно феминистки – те люди, кто не готов соглашаться с каждым заявлением транс-идеологии и против кого теперь, что возмутительно, больше всех протестуют, кого лишают присутствия на платформах и всячески оскорбляют.
Ранее в этом году около пятой части от общего числа сотрудников «The Guardian» подписали петицию, обращенную к их главному редактору, которая направлена против права Сюзанны Мур вести колонку в этой газете. Преступление Мур заключалось в том, что она вернулась к дискуссии о транссексуальности, описанной в этой книге, что было достойно восхищения, и, как и многие из героических феминисток, упомянутых в книге, по-прежнему не желала мирно предать биологию. Аналогичным образом преследование Дж. К. Роулинг за ее бесспорные комментарии было настолько непропорционально большим, что мне стало ясно, что происходит что-то особенное. В ее случае не только развернулась кампания со стороны обычных активистов – также против нее ополчилась гей-пресса, большинство актеров, которые с ее помощью стали миллионерами, по очереди осудили ее, и была угроза забастовки среди работников издательства, в котором она публиковалась, – Hachette.
