Джина идет к двери и у нее останавливается.
Джина. А дом там все-таки был!
Исчезает за дверью.
Джо в задумчивости продолжает стоять посреди бара Из кухни появляется Грегори и направляется за стойку. За ним выплывает до сих пор знакомая нам только по голосу Берта – дородная особа, чья внешность находится в полном соответствии с ее голосом. Усаживается за стол.
Берта(Джо). И что же ты наделал, коновал?
Джо (Берте). А ты чего здесь расселась, корова?
Берта. Полегче, Джо! Я сама могу исповедать кого угодно!
Грегори. Слушай, Берта, ты когда-нибудь была в Монтеррее?
Джо (О Грегори). Идиотизм так же индивидуален, как и ум.
Берта. Я вообще никогда не ездила дальше Бруклина.
Грегори. И не тянуло?
Берта(Грегори). Сыграй что-нибудь, пока я окончательно не поверила, что все вы тут спятили.
Грегори достает саксофон, начинает играть. И музыка воцаряется там, где совсем недавно кипели страсти.
Занавес.
Картина пятая.
Полгода спустя. Место действия то же. Время года – зима. Канун Рождества, о чем напоминает стоящая в углу елка. Джо, сидя за столом, углубился в газету. С улицы входит Грегори, одетый в полном соответствии с холодами.
Грегори. Ну и холодина сегодня! А публика – хоть бы что!.. По улицам не пройдешь. В магазинах не протолкнешься.
Сбрасывает пальто, пристраивает его на вешалке. Джо отрывается от газеты.
Джо. Перед Рождеством всегда так.
Грегори. А ты, старина, уже приготовил нам подарки? Джо. Поищешь под елочкой. Может, чего найдешь.
Грегори. Не намекнешь?
Джо. Сам увидишь.
Грегори. А я вот решил, посвятить тебе свое новое сочинение. Когда-нибудь какой-нибудь допотопный критик обратит внимание на то, что вещица посвящена некому Джо Радецки. Кто такой этот са-мый Джо, спросит он, покопается в архивах и, может быть, вернет обществу славное имя просветителя и гуманиста, носителя идей и.
Джо. Не продолжай!
Грегори. Мелодия для саксофона и тишины! Название простенькое.
Джо. Не сомневаюсь!
Грегори. «Почему бы, черт побери, нам не поехать в Монтеррей?»
Джо. В самом деле, почему?
Грегори. Это название произведения!
Джо. А. Поезжай, наконец, в свой Монеррей и закрой проблему. И, кстати, смени название, иначе пинок под зад тебе обеспечен.
Грегори. Уже готово! Мы назовем это так: «Почему бы, черт побери, нам не поехать куда-нибудь?»
Джо. Уже лучше. Дает простор воображению.
Грегори. Хотя все и так поймут, что автор имел в виду Монтеррей!
Джо ищет, чем бы швырнуть в Грегори, и, не найдя ничего подходящего, сбивает в комок газету.
Грегори. Что пишут?
Джо распрямляет газету, перелистывает страницы.
Джо. В канун праздника масса хороших новостей! Наводнение в Бангладеш. Беспорядки в Иране. Осложнение ситуации на Ближнем Востоке.
Грегори. А что в Италии?
Джо. Ничего. Может быть, там действительно все в порядке?
Грегори. Скажи, Джо, ты ее вспоминаешь? Ну, хотя бы изредка.
Джо. Нет.
Грегори. Я тебе не верю.
Джо. Я ее никогда не забывал.
Грегори. Почему же тогда ты ее отпустил?
Джо. Бывает так, что ты принимаешь решение, которое считаешь правильным, а потом всю жизнь клянешь себя за это.
Грегори. Каждому это знакомо, старина. Меня вот угораздило приземлиться в этом баре.
Джо. В твоем случае все можно изменить в любую минуту.
Грегори. Представляешь, во что превратился бы мир, если бы каждому вдруг представилась возможность избавиться от приобретенного или вернуть утраченное? Шум, суета, давка, все стремятся пролезть к прилавку первыми. Как в магазинах на Рождество.
Джо. Поэтому, все остается, как прежде.
Грегори. К сожалению.
Джо. а в мире царят благодать и покой.
В бар входит Джина в элегантном форменном пальто. В руке у нее маленький чемоданчик.
Джина. Почему у вас так холодно, парни? Куда подевалось тепло, которое люди адресуют друг другу?
Джо. Сендвич на вынос.
Джина. Так здесь теперь приветствуют друг друга? По крайней мере, необычно!
Джо. Я имел в виду, что тепло тоже уносят с собой. Как сендвичи.
Джина. Грегори! Тебя и не узнать! Ты так повзрослел!..
Грегори. Заметно, правда? Ты откуда взялась?
Джина. С небес.
Девушка снимает пальто. Джо спешит ей помочь. Определяет пальто на вешалку. На гостье элегантная форма стюардессы.
