За внушительный размер ее прозвали Большой Библией. Недавно обнародованные «Десять статей веры», необходимые для прихожан каждой английской — моей! — церкви, предписывали, чтобы в каждом храме имелась английская Библия, и для ее издания следовало воспользоваться переводом Майлса Ковердейла[6]. Изначально его напечатали во Франции, поскольку их печатные прессы были больше наших, но английские церковники не поладили с французским главным инквизитором, и пришлось перенести печатное дело в Англию. Экземпляр, который я захотел прочитать, был одним из лучших, присланных мне на проверку. Одно необходимое изменение: имя Анны на странице посвящения, как королевы, должно быть заменено на имя Джейн, как это было сделано и во всех прочих местах, где осталась именная резьба на дереве или камне.
Я открыл Евангелие от Луки, пятнадцатую главу, и начал читать с десятого стиха.
«Так, говорю вам, бывает радость у Ангелов Божиих и об одном грешнике кающемся».
Или у человека, который осознает, что он не грешник.
«Еще сказал: у некоторого человека было два сына…»
Две дочери.
«…и сказал младший из них отцу: отче! дай мне следуемую мне часть имения. И отецразделил им имение».
Подобно тому Мария попросила для себя право наследования — по праву ее испанского первородства и титула принцессы — дабы исключить всех прочих.
«По прошествии немногих дней, младший сын, собрав все, пошел в дальнюю сторону и там расточил имение свое, живя распутно».
Мария «расточила свое имение», избрав взамен протест и аскетическую уединенную жизнь.
«Когда же он прожил все, настал великий голод в той стране, и он начал нуждаться».
Да, Мария жила в нужде. А «голод» — это попытка Анны отравить ее и лишить друзей.
«И пошел, пристал к одному из жителей страны той; а тот послал его на поля свои пасти свиней».
Она решила, что Шапюи будет ей опорой, и верила его пустой болтовне об императоре-спасителе и мятеже против меня, английского монарха.
«И он рад был наполнить чрево свое рожками, которые ели свиньи; но никто не давал ему».
Да, Карл оказался щедрым лишь на посулы. А Папа кормил ее пустой шелухой своих указов.
«Пришед же в себя, сказал: сколько наемников у отца моего избыточествуют хлебом, а я умираю от голода!»
Мария поняла, что ее одурачили, предали и покинули.
«Встану, пойду к отцу моему и скажу ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою, и уже недостоин называться сыном твоим; прими меня в число наемников твоих».
Именно так Мария и сделала, написав мне смиренное письмо.
«Встал и пошел к отцу своему. И когда он был еще далеко, увидел его отец его и сжалился; и побежав пал ему на шею и целовал его. Сын же сказал ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою, и уже недостоин называться сыном твоим…»
Я согласно кивнул. Да, Мария непременно скажет так при нашей встрече. И получит прощение.
«А отец сказал рабам своим: принесите лучшую одежду и оденьте его, и дайте перстень на руку его и обувь на ноги; и приведите откормленного теленка и заколите; станем есть и веселиться. Ибо этот сын мой был мертв и ожил; пропадал и нашелся».
Я закрыл Большую Библию. Да, все верно. Моя дочь была мертва и ожила. Можно вернуться к жизни, пока ты не в могиле…
Я весь извелся, ожидая часа, назначенного для «смиренного» прихода Марии. Она прибудет во дворец и огласит все то, что написала в письме. Мы увидимся с ней наедине. Мне не нужны свидетели.
* * *
Во второй половине дня я, вырядившись в парадные одежды (ибо дочь должна увидеть во мне не только отца, но и короля), просидел в них больше часа, томясь от жары. Мне стало ясно, что она не придет. Наверняка в последний миг у нее возникло новое «сомнение», вызванное неистовой преданностью памяти Екатерины… Я испытал такое острое и глубокое огорчение, что впору было объявлять траур. Умерла надежда, а гибель ее рождает непреходящую скорбь; тело просто подтверждает этот постфактум.
Я жил радостными ожиданиями, был окрылен надеждой… и вот вторая смерть. Господь терзает нас тщетными упованиями; наши земные суетные чаяния, которыми мы сами мучаем себя, — лишь слабое подобие Его пыток.
