Император Карл. Кончина тетушки избавила его от необходимости вступиться за честь рода. К тому же император был поглощен иными заботами: его владения разрушала страшная зараза протестантизма. Нидерланды стали рассадником ереси; высокомерное лютеранство породило уродливых щенков — сакраментализм и анабаптизм. В Антверпене и Амстердаме появились издательские дома, выпускающие еретические трактаты и оказывающие покровительство радикалам и ниспровергателям основ любого толка. Я зачеркнул имя Карла.
Франциску удалось более или менее справиться с еретическими идеями в своем королевстве, и он даже удостоился прозвища государственного инквизитора. Но он вряд ли прислушается к папским призывам вооружаться против меня. Жирная черта пересекла имя французского короля.
Папа Павел III. Нет никаких сомнений в том, что в этом святоше я обрел неутомимого и умного противника. Он, в отличие от Климента, обозначил четкие границы дозволенного, а я определенно переступил через них. Следовательно, от него не дождешься послаблений. Он решительно вознамерился ниспровергнуть или, в случае неудачи, опорочить меня. Именно Павел сделал Фишера кардиналом и издал папскую буллу, призывая все иноземные державы на священную войну против меня и освобождая всех англичан от верности их грешному правителю. Сбежавшего за границу молодого Реджинальда Поля — эдакого новоявленного Томаса Мора! — он поощрял, надеясь использовать его происхождение в борьбе со мной, а таланты — для укрепления папской политики. Я покровительствовал Реджинальду, оплачивал его обучение как здесь, так и на Континенте. Папа отобрал его и настроил против меня. Я поставил после имени Павла многоточие.
Монастыри. По королевству разбросано более восьми сотен этих святых учреждений, и доклад Кромвеля «Valor Ecclesiasticus» подразделил их на «малые» и «большие» обители. Около трех сотен считались «малыми» и имели доход ниже некой произвольно выбранной суммы. В этих малолюдных заведениях хозяйство, вероятно, велось из рук вон плохо. С точки зрения порядка, конечно, непродуктивно держать множество крошечных действующих монастырей. Кромвель советовал распустить эти учреждения, разрешив истинным приверженцам перейти в процветающие монастыри соответствующих орденов, а остальных освободить от обетов. Имущество их, безусловно, должно отойти короне — отсылка его в Рим рассматривается как государственная измена. По расчетам Кромвеля, королевский кошелек мог бы обогатиться на миллионы фунтов. Я оставил пока пункт «монастыри» в неприкосновенности. Эти дела требовали дальнейших обсуждений с Крамом.
Далее следовало разобраться с личными делами. Я написал слово «отравления». У меня были опасения, что Анна подсыпала мне медленно, но необратимо действующий яд. Ибо надежды мои не оправдались, и нога моя после кончины ведьмы не исцелилась. А Фицрой… Его кашель не ослабевал, и юноша становился все бледнее. Я молился о том, чтобы мой организм справился с порцией принятой отравы и выстоял, подобно осажденному городу. Рано или поздно ядовитое зелье должно потерять силу. И хотя враг не спешил отступать, я твердо намеревался справиться с ним. Но выдержит ли Мария набеги неприятеля? Вот еще одна причина для нашего примирения. Я был уверен, что одиночество усугубляет действие яда. Под «отравлением» я понимал и мое мужское бессилие, которое, очевидно, всецело объяснялось враждебностью Анны, поскольку исчезло вместе с ней.
Общее состояние здоровья. После моего падения на турнире, а также по причине постоянного изъязвления бедра мне пришлось ограничить атлетические тренировки. Из-за недостатка нагрузки я впервые в жизни прибавил в весе. Мое тело раздалось в ширину, стройная крепость форм сменилась рыхлостью. Я продолжал умеренно упражняться, надеясь замедлить пагубные изменения: совершал длительные верховые прогулки с Джейн легким галопом, стрелял из лука, катал шары[5]. Но признаки телесной вялости и избыточности были, что говорится, налицо. По-видимому, для победы над ними требовались неистовые охотничьи скачки с гончими, когда кони уставали прежде всадников; изматывающие теннисные состязания, где можно рассчитывать только на самого себя; пешие сражения на турнирах, где надо прыгать и размахивать мечом в стофунтовых панцирных доспехах; наконец, веселые танцы на дворцовых балах. Лишенное этих занятий, мое тело тосковало, обрастало излишней плотью, которая начала обвисать дряблыми складками.
