В зал вкатили огромный торт. Его покрывала миндальная глазурь цвета слоновой кости, а основание украшали полевые цветы и засахаренные фрукты, очень похожие на самоцветы. Смеющаяся Джейн стала разрезать это диво, начиненное смородиной и приправленное ароматными специями. Торта с лихвой хватило на всех гостей, но в итоге не осталось ни крошки.
Потом начались танцы. Собрались местные музыканты с виолами и лютнями, ребеками и цитрами, маленькими арфами и топорно сделанными бренчалками. Две кузины, очаровательные юные двойняшки, торжественно прошествовали к Джейн и короновали ее венком из диких роз. Она счастливо рассмеялась, и мы открыли бал. Вскоре к нам присоединились все гости, и амбар превратился в торжественный зал…
* * *
В предпоследний день мая мы обвенчались в скромной домовой церкви на Йорк-плейс. Притихшая Джейн резко отличалась от той задорной юной селянки, которую я с восхищением открыл для себя в Уилтшире. Она согласилась с тем, что нас должны обвенчать в Лондоне. Нам не пришлось делать тайну из нашего брака, специально подыскивать священника. Хотя Джейн всегда считала, что наше законное бракосочетание произошло именно тем майским вечером в их замечательном амбаре.
* * *
В отличие от предыдущих «спутниц жизни» Джейн пришла на наше брачное ложе невинной душой и телом. А там встретил ее закоренелый холостяк — ведь оба предыдущих брака нельзя счесть законными. Все произошло как положено и как редко бывает…
* * *
В Духов день я представил Джейн подданным, устроив праздничное плавание на новом королевском баркасе, сделанном по венецианскому образцу. В нашу честь на реке устроили грандиозное карнавальное представление, после чего мы поднялись выше по течению, чтобы посетить в Вестминстерском аббатстве торжественную мессу. Нас порадовала и чудесная теплая погода. Горожане сбросили шерстяные зимние одежды и высыпали в легких льняных или шелковых платьях на залитые солнцем улицы. Аббатство заполняли толпы народа, все приветствовали нас, осыпая цветами. Наше появление на службе, посвященной Духову дню, превратилось в неофициальную коронацию Джейн.
Потом на Йорк-плейс я дал великолепный обед, якобы в честь праздника Троицы — ибо главным украшением стола стал огромный клубничный торт из семи коржей, символизировавших семь даров Святого Духа, что сошел на апостолов, — но на самом деле мы гуляли на свадебном пиру и наслаждались вкусом свадебного торта.
В Англии появилась настоящая королева, и никто на сей раз не выражал недовольства.
В завершение свадебных торжеств восьмого июня мы с ней вместе прибыли на открытие заседания парламента.
Сидя рядом со мной на тронном кресле и настороженно поглядывая на членов палат лордов и общин, Джейн прислушивалась к пылкой речи канцлера Одли.
— В памяти остались великие треволнения и заботы нашего непобедимого суверена, — возгласил он, почтительно склонив голову в мою сторону, — кои пришлось ему перенести из-за первого незаконного брака. И также не забыты серьезные опасности, которым подвергся он, заключив второй брачный союз. Но, хвала Господу, вовремя уличенные в государственной измене леди Анна и ее сообщники понесли должное наказание.
Помрачнев, Одли покачал головой, и скорбная темная тень, казалось, легла на весь парламент и на мою душу также.
— Подобные превратности судьбы могли бы помешать мужчине в расцвете лет жениться в третий раз! Но наш великолепный государь вновь снизошел до заключения брачных уз! По смиренному прошению титулованного дворянства на сей раз он выбрал себе спутницу жизни, каковая благодаря красоте и непорочности плоти и крови будет способна — с Божьей помощью — зачать здоровое потомство.
Все общество взволнованно поднялось, бурно поддерживая его слова.
— Так помолимся же, господа, за будущих наследников короны, которых подарит Англии сей благословенный союз, — заключил Одли.
Вот так Джейн обрела статус моей жены и, более того, признанной королевы: обвенчанная по законному обряду, она завоевала симпатии народа и уважение парламента. Все прошло отлично, и я был наконец счастлив.
* * *
Наконец счастлив… Почему так трудно рассказывать о счастье? Есть множество слов для описания тоски, отчаяния, страданий, и все они исполнены кипучей жизненной силы. А для счастья остаются лишь вялые глаголы, пассивные прилагательные и унылые наречия. Читатель обычно пропускает подобные пассажи, ибо, с трудом сочиняя их, писатели зачастую увязают в слащавых выражениях, подобных густой липкой патоке.
