Красное зарево заката уже окрасило макушки деревьев в оранжевый цвет и наступил психологический момент для поиска ночлега. Совместным голосованием было принято решение разместиться табором в ближайшем леске — подальше от стройки и поближе к небольшой речке. Её серебристая нитка тоже покрылась вечерним румянцем заходящего светила и терялась где-то среди невысокой прибрежной поросли. Надеяться на улов в речке местного значения не приходилось, но Шмель решил с утра пораньше попробовать своё рыбацкое счастье.
Костёр весело потрескивал сухими дровами и длинные тени от огня мелькали на ближайших деревьях. Создавая причудливые контуры на древесных стволах, тени переплетались между собой и: то удлиняясь, то укорачиваясь — повторяли свою игру в бесконечном танце. В котелке варилась нехитрая похлёбка и товарищи разделились на два противоположных лагеря: тех, кому она была нужна и тех, кому не упиралась в желудок. Бесконечные споры о пользе горячей закуски постепенно стихли сами собой, а ножи уже вовсю вскрывали консервные банки. Запах содержимого разносился по округе, привлекая бродячих собак и не давая уснуть уже кемарившим воронам. Чайки, невесть откуда взявшиеся на такой маленькой речке, тоже не находили покоя. Им давно пора спать, а тут такой запах…
Бегемот поднял гранёный стакан, который он предпочитал алюминиевой кружке и огласил приговор:
— Ударно-звуковая доза!
— Это как? — не понял Терминатор, крайне удивившись такому определению.
— Так, — пояснил Мотя. — Опрокидываешь полный стакан, с последующим громким кряком, чтобы дамы, мягко говоря, опешили… Или оторопели… Неважно, короче. Главное — наличие у них сменного нижнего белья. Сухого, естественно.
— Знаем мы эти игры, — подал голос Ворон. — После таких доз, в недалёком времени, останется только контрольный стакан в голову и баиньки, не обременяя себя ненужной болтовнёй.
— А может Моте не хочется попусту болтать, — вмешался Жук. — И развлекаться не хочется. Он по-своему справляется с житейскими трудностями.
— Да с такой мордой, таких стаканов — нужно прорва! — заметил Крот.
— Каждый развлекается по-своему, — поведал Шмель свою короткую историю, как выходят из трудных ситуаций. — Однажды, когда куда-то запропастилась курительная трубка, он у глиняной свистульки, маскирующейся под пузатую птичку, отломил голову и набил внутренности махоркой. Дым стоял коромыслом, вперемежку с жалобным попискиванием свистульки, служившей в данный момент этой самой трубкой. Когда самосад в табачной камере закончился, Шмель дунул в свистульку так, что остатки пепла разлетелись в разные стороны на несколько метров, под разбойничий посвист детской игрушки.
— Ты чему ребёнка учишь — скотина?! — раздался женский голос.
— Вонь, поди, стояла несусветная! — посочувствовал Бегемот, брезгливо поморщившись.
— Вонь стоит тогда, когда куришь самокрутку в газете, — возразил Шмель. — От «козьей ножки» тот ещё запашок: свинец, смолы целлюлозы — да чего там только нет. Сама махорка почти без запаха, когда шмаляешь её в трубке — медицинское растение. Махорку выращивают для нужд медицины. Из никотина производят лекарства для склеротиков, атеросклеротиков и прочих нуждающихся. Так же из неё извлекают лимонную кислоту для пищевой и химический промышленности. Впрочем, в том числе, опять для той же медицины.
— А химики-то каким боком этого касаются? — не понял Крот.
— Отбеливатель: краски, лекарства и прочие бублики, которые изначально выгоняются неочищенными и требуют доработки. Кому-то нужен товарный вид, например, белой глине. Ну и так далее.
— А как быть с ароматом? — не выдержал Жук. — Табачные смеси составляются из нескольких сортов, бывает, что доходит до сорока видов.
Шмель сплюнул и резко возразил:
— Я же тебе говорю — меня не интересуют вкусовые ощущения! Махорка славится крепостью, а если тебе нужен аромат, то специально для тебя я могу набить трубку, предварительно смешав табак с газетной крошкой… Куриный помёт тоже не помешает…
Глубокая ночь опустилась на засыпающий бивак. Глаза слипались и разговор больше не клеился. Красные угли прогорающего костра перешли в стадию тления и народ уже видел первые сны. Все, кроме Лиса и Кота. Последний никак не желал угомониться и постоянно порывался завязать разговор по-новому. Когда Кот поднимал пьяную голову и нечленораздельным мычанием пытался встрять в несуществующий разговор, Лис громыхал перед его носом детской погремушкой, успокаивая и убаюкивая — одновременно. Наконец-то это возымело должное действие и через несколько минут Кот здоровым храпом нарушал покой всей стоянки и ближайших окрестностей.
