Белку уже знали и ей даже специально привозили добрые люди остатки своей еды. Собака был со всеми вежлива, ласкова, не лаяла на детей, никому не мешала, а сидела в кустах, ожидая, когда ей кинут кусок.
Но вот настали зимние дни и Белке пришлось отправляться за едой к ближайшим помойкам. В один из зимних дней мы у помойки, куда приносим свой мусор, снова столкнулись с ней и не узнали ее. Это была уже взрослая собака и только потому, как она к нам ластилась, признали ее.
– Белка! Белка! Да, ты же Белка!
С тех пор Белка стала откликаться на это имя.
Она пошла за нами к дому и там мы ее накормили.
В дальнейшем Белка хорошо узнала наш дом. Когда ей было трудно, она приходила к нему и смотрела на окна, если мы ее замечали, то выходили и кормили ее.
Это были зимние периоды, когда в сильные морозы помойки замерзали, и, особенно, это были периоды, когда она кормила своих щенят. Это были самые трудные, наитруднейшие времена в ее жизни.
Случалось, что после родов проходило одна или полторы недели, и Белка почти превращалась в худой и очень тощий скелет: ее сосали щенята, а еды не было. Было похоже, что желудок у нее прилип к позвоночнику, и она еле ходила, шатаясь.
После нашего кормления, когда ее живот невероятно раздувался, она некоторое время сидела возле нас.
Затем мы ей говорили:
– Иди домой! Иди домой!
Она направлялась в сторону канала, где ее ждали голодные дети, изредка оборачивалась и смотрела на нас.
Казалось, ее взгляд говорил:
– Не пропадайте! Не пропадайте! Я приду еще!
Предполагаем, что она отрыгивала еду своим детям, которые к этому времени уже повзрослели.
Белка была здоровой собакой. Противиться случки с кобелями, тоже бродячими, ни одной суке не дано. Если она сопротивляется, то они кусают ее за морду до тех пор, пока она не «сдается».
За прошедшие несколько лет мы не раз видели, что у Белки во время течки была покусана морда.
Белка рожала часто. И зимой и летом. Часть ее потомства, повзрослев, формировала ее стаю. Часть ее щенят переходили в другую стаю, часть умирало от голода и болезней. Когда они вырастали, было трудно отличить кто есть кто: кто ее дети, а кто пришедшие собаки из других стай.
Положение Белки резко изменилось к худшему, когда по улице Большая Набережная было построено три 25-этажных здания. Многие из жильцов этих домов – обеспеченные люди, и они хотели жить здесь с наибольшим комфортом. Бродячие собаки им мешали – им, их детям, их домашним собакам.
К тому же, совсем на берегу канала, незаконно, было возведено 10 металлических гаражей.
Они расположились рядом с тем местом, где находился лаз в ограде на территорию канала. По этому лазу часто пробегали Белка и ее стая.
Рядом с гаражами прогуливались люди и прикармливали бродячих собак.
Новые «хозяева жизни» не захотели терпеть такого соседства. Они за деньги наняли ловцов собак. Те приехали на машине, отстреляли бродячих псов и увезли их тела, пораженные снотворными пулями, на своей машине.
Спаслись только две собаки: Белка и потомок другой бродячей суки – Чернушки, – крупный, очень осторожный пес, с густой рыжеватой шерстью.
Этот пес до сих пор жив, а Белку настигла другая напасть, сотворенная над ней жестокими людьми.
Через несколько дней она появилась у нашего дома в ужасном виде. Все ее тело было покалечено, голова свернута на бок, хвост в крови, взор умирающего и тяжело страдающего существа. В ее взгляде было много безразличия к жизни, тоски, боли, страдания. Она даже не могла пошевелить хвостом ради приветствия, как она всегда делала при встрече.
При взгляде на нее трудно было определить, что с ней произошло. То ли она попала под машину и колесо основательно сдавило ей горло, повредив морду; то ли она с трудом вывернулась и убежала от какого-то смертельного захвата.
Вопрос со случайным попаданием под машину отпадает. Она столько лет прожила рядом с машинами и хорошо знала, как их избегать. Возможно, что это был специальный наезд, которого она, смертельно раненая, смогла избежать с большими потерями для себя.
Можно было предположить, что наезд был недавним или даже был совершен вот-вот.
