Но отчего же она не могла спокойно принять существующее положение дел? Это щелканье приносило ей беспокойство на протяжении многих лет, Ату никогда и не пытался скрывать от нее свои похождения. Ах, если б он только знал, что творил с ней этот категоричный звук отстранения, изоляции и насмешки, горький звук унижения! Но, даже узнав о ее столь болезненной реакции, попытался бы он избавить ее от страдания? Она сильно сомневалась.
Вот почему каждый раз Пирьо в конце концов зажимала уши и начинала молиться, чтобы обрести душевное равновесие.
– Гор, рожденный девой, – приступила она к молитве, – наставник двенадцати учеников, на третий день воскресший из мертвых, позволь уйти моему унынию, уведи мою ревность, останови дождь новых искушений, и я принесу тебе в жертву чудесный кристалл, в гранях которого отражаются и преломляются лучи солнца.
В который раз произнеся эти слова, Пирьо глубоко втянула ртом воздушную струю до самой колеблющейся диафрагмы. И как только желудочные спазмы стихли, она запустила руку в карман, нащупала один из маленьких камушков, открыла окно, устремила взгляд через Балтийское море к еле заметному Готланду и забросила сверкающий кристалл как можно дальше в воду.
За столько лет на песчаном дне моря скопилось множество кристаллов.
* * *
Вот уже почти четыре года штаб-квартира Академии Ату Абаншамаша Думузи, проповедующего учение о натурабсорбции, располагалась на Эланде – вытянутом острове у юго-восточного побережья Швеции. Лучшего Пирьо не могла бы и пожелать. Здесь, посреди умиротворенных пейзажей, так легко было все держать под контролем, здесь все происходило исключительно в соответствии с предназначением и замыслом Вселенной. Здесь душу Ату ничто не тревожило, и для Пирьо это являлось основополагающим фактором.
Совсем по-другому обстояли дела, когда он набирал себе новых учеников из центров в Барселоне, Венеции и Лондоне и виделся с многочисленными дамами, которые ощущали себя лишними в тех краях. На таких встречах они с придыханием принимали его как оракула, врачевателя душ, прибывшего из страны северного сияния, из недр мирового океана космической энергии. Он вторгался в их разбитые мечты, помогал преодолеть разочарование в жизни и обрести смысл существования, он возносил их прямо к солнцу, словно они были не тяжелее невесомого облака.
В отличие от пребывания на острове, в большом мире материка Пирьо постоянно ощущала себя одинокой, пойманной в ловушку глубокой ревности, изолированной, переполненной осознанием собственной незначительности.
Слава богу, Ату относился к ней именно так, как она и заслужила, – как к своей правой руке, мозговому центру, вдохновителю, организатору и ответственному исполнителю. Единственное – Ату не рассматривал ее в качестве той, кем она стремилась для него стать.
Он не воспринимал ее как остальных женщин.
Так уж сложилось, что Пирьо оказалась единственной ученицей Ату Абаншамаша Думузи, которая была предана ему с тех времен, когда он занимал совершенно иное место в жизни и носил имя Франк. Несмотря на тесное сотрудничество и вопреки ее самому сокровенному желанию, у них никогда не было физической близости, их тела ни разу не слились воедино.
– Мы с тобой любим душами, друг мой, – всегда повторял он. – Ты приносишь мне самое главное наслаждение, милая Пирьо. Нежность твоей души и проницательность питают меня мощнейшей энергией.
Она терпеть не могла, когда Ату так говорил, ибо мысли ее были далеко не целомудренными. И все-таки она его понимала, так как со временем между ними возникла настоящая духовная близость, подобно близости между братом и сестрой. Правда, это было бесконечно далеко от того, к чему стремилась Пирьо. Она желала ощутить его так, как ощущают его другие женщины. Полностью расслабиться, почувствовать, как увлажняется тело, разделить вместе с Ату пик наслаждения и страсти. Если б за все эти годы он переспал с ней хоть один раз, все было бы иначе. Один-единственный раз – и тогда ей не пришлось бы больше мучиться мыслями о том, что это невозможно и не произойдет никогда…
А для Ату она была весталкой, неприкосновенной. Олицетворение девственной чистоты, она присматривала за ним, за его деятельностью, за всем вокруг. И это он сам, а не Пирьо, решил, что так будет.
