Карл сидел, уставившись в пустоту, а органист тем временем сменил тембр и заиграл с новой силой, что немедленно отразилось на настроении плакальщиц.
А как все будет выглядеть, когда в свое время установят на этом месте его собственный гроб? Кто будет плакать над ним? Его индифферентный пасынок Йеспер? Бывшая возлюбленная Мона? Экс-супруга Вигга? Его давно умершие к тому времени родители? Ведь нет же. Или абсолютно безэмоциональный брат со своими многочисленными отпрысками? Вряд ли. Ну, а Харди? Если он еще будет жив и кто-нибудь окажет ему услугу и позаботится о его транспортировке, он ведь обязательно приедет? Может, хотя бы он погрустит о нем в той или иной форме? Мортен – вот тот наверняка. Едва завидев гроб, он тут же завопит и бросится к нему с ревом и красными глазами. С другой стороны, разве не точно так же реагирует Мортен, когда смотрит на «Ю-тьюбе», как щенок терзает котенка? Вообще-то, Мортен не в счет.
Конечно, оставался еще Ассад.
Карл покосился на своего ассистента, усердно пытавшегося попасть в ноты. Тронутый пришедшей ему в голову мыслью, он по инерции положил ладонь на руку напарника и ненавязчиво похлопал его. Да, возможно, из всех пришедших ему на ум у его гроба окажется только Ассад.
Сириец отвлекся от песнопений.
– Карл, ты сидишь и стучишь по моей руке. Хочешь что-то сказать? – прошептал он.
Мёрк почувствовал, как на его щеке появляется морщинка от улыбки. Он и впрямь едва не высказал то, что мог и хотел сказать в настоящий момент.
* * *
В ресторане «Хеделун» Карл произнес свою первую в жизни и пока что единственную торжественную речь. Сразу после конфирмации, с волосами, на укладку которых ушло немало трудов и бриллиантина, он, слегка дрожа и совсем не по-взрослому, обратился к родителям и поблагодарил их за праздник и за подаренный магнитофон. Они заулыбались, мать даже смахнула слезу, как-то так.
И теперь, спустя много лет, в этот хмурый день они сидели в том же самом зале с разложенными на блюдах бутербродами и морем выпивки, делая вид, что не прошла куча времени, а повод для собрания вовсе не такой уж неприятный.
Тело Ронни увезли в крематорий, слава богу, – лишь с той оговоркой, что, когда речь шла о Ронни, живом или мертвом, никто никогда не мог знать, в какой момент грянет гром.
Карл оглядел присутствующих. Кому из них Ронни доверил бросить бомбу? Кто сейчас поднимется со своего места с бумагой в руке и вслух зачитает спекулятивное обвинение Ронни в адрес родственников, оставшихся в живых? В какой миг этот сорвиголова начнет посмеиваться из своего далека, пока одного или нескольких членов семьи, а вероятнее всего, самого Карла, выставят на посмешище?
– Очень симпатичный молодой человек, твой новый коллега, – заметила мать Карла чуть позже, кивая в сторону Ассада, зажатого между тетушкой Аддой и ее подругой столь же древнего возраста. – Ты говоришь, его зовут Ассад. Разве не странно, когда подумаешь о том, что сейчас происходит в Сирии?
Карл покачал головой.
– Насколько я знаю, мам, это весьма распространенное имя на Ближнем Востоке. Но это правда, он неплохой парень, в противном случае мы не проработали бы вместе уже… – Он посчитал на пальцах. – Уже почти семь лет.
Тут же со всех сторон закивали. Семь лет – довольно долгий период времени даже для Вендсюсселя, так что напарник Карла просто обязан был быть прекрасным человеком. Поэтому никто так и не сказал ничего о его происхождении и цвете кожи, хотя интерес к данной теме витал в воздухе. Но таковы уж жители Вендсюсселя. Они никогда не славились молчанием. В следующий момент раздался стук по пивной бутылке, и со своего места поднялся один из дядюшек со стороны матери. Он вовсе не был знаком с Ронни, а пригласили его просто за компанию.
– Семейный адвокат поручил мне зачитать небольшой текст, прикрепленный к завещанию Ронни.
Ну вот, началось. Кто бы сомневался.
Он вскрыл запечатанный конверт.
– Записка довольно короткая, Ронни позаботился о том, чтобы она не сильно отвлекла наше внимание от столь отлично организованного мероприятия. Так давайте же поднимем бокалы и поблагодарим персонал «Хеделуна» за прекрасное обслуживание и пошлем привет Ронни, который в подобных случаях не стеснялся распахнуть кошелек.