Как бы поладили они дальше, неизвестно, но дней через десять заехал к Коляскиной Геннадий Печеркин с женой Татьяной, возвращавшиеся с материных именин домой, в Свердловск.
— Сразу началось неладное, — рассказывал дядя Коляскиной. — Геннадий и Афанасий помрачнели, а Клавдия кинулась за вином. В тот вечер мы были у них…
Да. Едва переступив порог квартиры Коляскиной, Геннадий Печеркин узнал в сидевшем за столом пожилом мужчине давнего любовника своей матери: то же смуглое, только более загрубевшее лицо, те же черные как ночь глаза и взгляд, которого не разгадать…
И сразу взметнулась память, обдав жаром сердце Геннадия: откуда? И куда едет? Неужто в Плетни?..
Но вида не подал.
— Далече едете? — спросил немного погодя, холодея в ожидании ответа.
— Нужда погнала, — попробовал отговориться Мельник.
— Но вмешалась Клавдия:
— Приезжал по делам из своей Молдавии. Заглянул по старой памяти к вам, в Плетни, на денек, а теперь вот на обратной дороге у меня гостит…
— К землякам заглянул, которые тут застряли насовсем, — запоздало объяснил Мельник, стараясь не глядеть на Геннадия.
— И то — надо, — выдавил из себя Печеркин.
А сам уже твердил в душе: «Был! Уже был!.. А она ни слова!..» В нем уже поднималась глухая злоба к этому человеку. Это он, Мельник, когда-то осрамил честь его, Генки Печеркина, отца, склонив к себе мать. Это из-за него он, Генка Печеркин, невзлюбил мать и дом, сбежал от позора перед своими товарищами к черту на рога. Из-за него же он уехал в чужой город, чтобы не услышать нечаянного попрека за мать… Все, все из-за этого хромого куркуля!..
Водка на время притушила неприязнь между сыном Анны и ее старым любовником.
Но захмелев до крайности, Афанасий Мельник расчувствовался и, усевшись в угол с Геннадием, заколотил себя в грудь:
— Ты мужчина, Геннадий. Если бы ты знал, какая женщина твоя мать! Лучше любой молодой она… Нету больше такой нигде!..
Геннадий Печеркин от этих признаний медленно наливался черным гневом. Его Татьяна, заметив это, уже не отходила от мужа ни на шаг. А когда Афанасий пошел за нуждой на улицу, Геннадий, схватив нож, ошалело рванулся за ним, но Татьяна с ревом повисла у него на руке. Потом Клавдия, чаще других подливая Геннадию, целый вечер шепталась с ним, охаживая своей добротой и веселостью.
На следующий день, когда Афанасий Мельник засобирался в Свердловск, Клавдия вдруг встрепенулась,
— Поедем все вместе, И я — тоже. Помогу тебе Афанасий, в покупках.
— Поехала? — спросил Саломахин.
— Поехала.
— И долго ездила?
— Дня три.
— Вспоминала Мельника?
— Сказывала, что проводила в Молдавию.
Около полуночи Клавдию Коляскину привезли в отдел милиции.
— Долго вы не спите, — сказала она Саломахину.
— Работа такая, — отозвался он. — Бывает, что дело и до утра не терпит… Дома, Клавдия Поликарповна, вы со мной откровенно разговаривать не захотели. Придется побеседовать в другом месте.
— Здесь, значит, ночью?
— Нет, в Верхней Пышме. Билеты на поезд уже заказаны.
— Как же я поеду, несобранная-то? И зачем?
— Собраться мы вам поможем. А зачем в Верхнюю Пышму, объясним на месте. Вот такие дела пошли, Клавдия Поликарповна…
Часом раньше Василий Тихонович передал в Верхнюю Пышму телефонограмму с просьбой о машине и распоряжение доставить к утру в отдел милиции Геннадия Печеркина.
В Свердловск поезд прибыл около полудня. Выйдя с Коляскиной из вагона, Василий Тихонович увидел на перроне двух верхнепышминских милиционеров и, к своей радости, Анатолия Моисеенко, приплясывающего на морозе в легоньких полуботинках.
— Форсишь, южанин? — спросил после рукопожатия.
— Вы виноваты, — весело отозвался Анатолий. — Приехал утром, забежал к Суетину, а он мне говорит, что едете не одни и… все остальное. Я, конечно, сюда…
— В машину, — кивнув на Коляскину, коротко распорядился Саломахин и, когда милиционеры отвели ее, признался: — Говорят, что случайностей не бывает, а у нас с тобой все наоборот…
— Как это наоборот? — не согласился Моисеенко. — Все запланировано.
— Все… Не помирай я от черной тоски в ожидании вестей от тебя, разве пришло бы мне в голову залезть в эти книги регистрации задержаний? А чего стоят без них наши командировки?.. Опять бы крутились вокруг своего торфяника, как тараканы на ниточке…
