Фимке стало так одиноко — никого на свете родных!.. Тишина давила на сердце. Замокрело в носу, и он шмыгнул, как в детстве.
Из-за Самарки он вернулся в общежитие под вечер. Вахтерша встретила неожиданными словами:
— Тебя сестренка спрашивала. Просила обождать. Опять будет.
«Какая сестренка? Нет у меня никого!» — хотел крикнуть Фимка, но вдруг подумал: «Может, Оля из интерната?» И на душе потеплело.
— Ладно.
Когда его вызвала вахтерша, он увидел Томку, знакомую Семена. И почему-то рассердился, обманутый в своем ожидании. Где уж Оле найти его в этом закутке!..
— Приветик!
Тамара опиралась о косяк двери. Загорелая. Платье со складками. Босоножки на пробке. Ему было неловко перед ней. Старый тренировочный костюм ссудил ему парень, сосед по комнате. Фимка никак не мог поверить, что она ради него явилась.
— Семен прислал? — спросил Фимка.
Она капризно надула крашеные губы.
— Сама надумала... Выходи, кавалер!..
— Ты погоди маленько. — Фимка поднялся на второй этаж, переоделся. Без особой охоты шел к девушке. Она студентка. Вон какая ладная, броская — ребята глаза и рты разинули, увидя такую кралю. Какой ей интерес якшаться с бывшим «зэком»?.. И настроение после кладбища не для гулянки.
— Между прочим, настоящие мужчины не так встречают девушек! Уловил, Фимка?..
Они медленно шли к Московскому шоссе по асфальтовой дорожке. Трава по обочинам уже припыленная, помятая, истоптанная. Фимке представилось почему-то, что и Томка такая же. И надтреснутый голос. И яркие губы. И заметно обвислые груди под тонким платьем. И обзелененные вкруг глаза.
— Не темни, Томка! — грубо сказал он. — Хахаль послал?..
Она смело взяла его под руку, прижалась.
— Дурачок!.. Такой ты мне нравишься... Да, Сеня интересовался: «Как, мол, там наш знакомый?».
Фимка выдернул свою руку...
— Не получается у нас с тобой прогулка, Фимка. — Она придержала его возле остановки на улице Потапова. — Зальемся в «Чайку»?.. Пусть Семен раскошеливается!..
Муторно было на душе у Фимки — согласился. Ему неприятно было смотреть на спутницу. Слова у нее ласковые, обходительные, а глаза холодные, отчужденные.
— Ты, Томка, знай: у него жена Клава есть. На врачиху метишь, а сама в чужую жизнь встреваешь. Не по совести поступаешь.
— Младенчик ты, лопух!
— Мы таким, как ты, в интернате темную. Неверные которые!
В тягостном молчании оказались у закрытых дверей «Чайки». Фимка прочитал: «Мест нет!» Томка постучала по стеклу. Швейцар в галунах узнал ее. Пропустил в зал, где гремела музыка. Фимка остался у входа, а Тамара прошла к эстраде. В углу под искусственной пальмой был свободный столик. Табличка: «Заказан». Она поманила Фимку, сама убрала со стола запретный знак. Семен заметил их, покивал головой, приветливо улыбнулся. Она заказала бутылку сухого вина, сыр и пачку сигарет.
На край эстрады вышел певец, мелкие черты лица, волосы до плеч, пудра на щеках. Томно закатил глаза:
«Утомленное солнце нежно с морем прощалось......
В зале погасили большой свет. Полумрак. Красные блики на музыкантах. Выше всех — Чабан, барабанщик, ударник... Фимка видел, как за соседним столом черные люди рвали зубами куски жареного мяса. Позади кто-то чавкал. Звенело стекло, ряженое под хрусталь. Взвизгнула женщина за столбом, подпиравшим потолок.
— Блеск! — Тамара слегка охмелела. Глаза ее расширились, посверкивали в красном свете. Она раскачивалась на стуле, притопывала в такт барабану.
— Сколько же нужно зарабатывать, чтобы тут кутить? — вслух подумал Фимка. Легкая волна опьянения окатила его.
— Лопух, люди по косой в день гребут!.. Сплавил одну машину — десять косых! — Она положила руку ему на плечо. — Поехать бы на море!..
Фимка вспомнил, как она ходила по вагону, собирая использованные билеты. Она ответила, что до института работала в конструкторском бюро, на командировки гроши выдавали, вот и выгадывала...
— Один мужик мне говорил: «Обсевки мы на поле социализма!» — Фимка обвел рукой притемненный зал. — Разве же это обсевки?.. Нашим парням нужно вкалывать в две смены, чтобы заработать на один такой вечер... Вот ты врачом станешь. На свою зарплату потянет сюда?..
