— Загляни ко мне!
В своей комнатке-коморке, обклеенной проспектами туристического бюро, она протянула ему руку:
— Тамара! Студентка. Вот так-то, Ефим Сидорович Солуянов...
И снова Фимка удивился: откуда она знает?.. Семен ночью не называл его. Просто сказал: «Дружка приютить нужно!». И цапнул себя за карман: на месте ли документы?.. Она заразительно рассмеялась.
— Лопух!.. Приодеться тебе нужно, товарищ Солуянов...
Он сам знал об этом. В милицию за паспортом нужно прийти вольным по форме. И в отделе кадров требуется быть при параде. Зачем рекламировать свое недавнее прошлое?..
— Заработаешь, вернешь! — Тамара подала ему пачку красных десяток. — В воскресенье работает универмаг «Самара»... Понял, Ефим Сидорович?..
Фимка не стал дожидаться «корешка». Ошеломленный встречей, он заспешил от Самарки на ту сторону железной дороги. Думал с признательностью о Семене: не бросил, денег оставил, на ночь пристроил... И еще занимало его будущее: поступить на завод, получить место в общаге — общежитии, научиться слесарить, как мастер, преподававший труд в школе-интернате, как старшина в путейской роте железнодорожного батальона, где служил срочную Фимка. В это солнечное утро сентября хотелось думать только о хорошем. Познакомиться б с девушкой... Где капризуля Оля?.. Как расстались в интернате — молчок! И тут мысли вернулись его к Томке. Почему Семен привел его именно к ней? Кто она ему?.. Ведь Семен был женат на Клаве, билетном кассире. И почему так запросто эти деньги? Фимка похрустел десятками в кармане. Отмел сомнения: Семен всегда был ветреным! Вероятно, очередная интрижка втайне от Клавы. А деньги... Да разве же сам Фимка не выручил бы «кореша», попади тот в переплет?.. О чем речь! А у Семена губа не дура! Где уж нам до такой! Фимка подергал пальцами свою бородку, похмыкал: сбрить или не сбрить?.. И засвистел в порыве чувства свободы...
Обычный конец рабочего дня.
Евгений Васильевич Жуков сложил бумаги в папку, смежил веки: глаза устали от чтения. «Сменить бы стекла очков». И усмехнулся иронически: «В стеклах ли загвоздка?» Помнилась сценка в трамвае. Жуков ехал в гражданском, чтобы не распугать милицейской формой братию-шатию возле зоомагазина. Из-под полы торговали там опарышем, мормышками, червяками, прикормом — всем, чего нет на прилавке и без чего ты не рыбак!.. И вдруг парень поднялся с переднего места вагона: «Пожалуйста, папаша!». Как старику!..
Развел руки, разминая крутые плечи, положил очки в футляр. Угадывались скрытые радость и нетерпение, освобождение от службы — впереди два выходных дня! Запереть сейф, опечатать его — вся недолга... Звонок телефона оторвал Жукова от размышлений. В трубке голос внука:
— Дед, ты скоро домой?
— Как положено службой, товарищ внук! — Евгений Васильевич пристукивал мизинцем по столу, улыбался во весь рот.
— А как положено службой, деда?
— Передай бабушке: явлюсь ангелом с небес.
— Каким ангелом, деда?
— Выясни у бабушки. Это по ее ведомству.
— Лады, спрошу. — В трубке долгое сопение. — А рыбалка как?..
— По плану. Слово — олово, товарищ внук! Проверь свой мешок — не забыл ли чего?
Отворилась дверь — на пороге лейтенант Бардышев.
— Разрешите?
— До скорой встречи, внука! — Жуков положил трубку. — Пожалуйста, Владимир Львович.
Евгений Васильевич вышел из-за стола. Поскрипывали новые нерастоптанные сапоги, и он досадливо кривил толстые губы. Он уже отрешился от дневных забот, мысленно был рядом с пятилетним внуком. Собрались с ночевкой за Волгу. Палатка уложена. Снасти подобраны. Жена заготовила еду. Два дня порыбалить, побродить по золотистым перелескам, посидеть у костра с ухой... Жуков опустился на диван с дерматиновым покрытием, хлопнул широкой ладонью по валику-подлокотнику:
— Посидим, Владимир Львович?
— Бывает, понимаете, товарищ майор, ситуация. —
Бардышев прохаживался у стола. — Весь день удачен. Настроение небесное. И — ложка дегтю! У вас такое бывает?
— Сколько угодно — се ля ви, как теперь можно выразиться по-французски... А что за деготь, если не секрет?
— Иду по перрону. Прибыл «Южный Урал». Старушка с билетом: «Какой вагон, милок?» — «Третий, бабуся!». Но проводник загородил двери: «Мест нет!» — «У меня билет, сердешный, куплен...». Старушенция растерянно топталась — поклажа через плечо гнула к земле. Билет у нее действительно был в третий вагон. Бардышев о чем-то задумался, потирая острый подбородок, бросил бумажный катышек в корзину с бумагами. — Не переношу беспомощности таких стариков. Свою маманю вспоминаю...
