— В одно дыхание доставь в булочную. Скажи — срочно Горбунову. Беги через пруд, путь короче и глаз меньше. Отсюда выходи тайком, а потом — через лаз под забором, ты его знаешь. На тебя вся надежда.
Как ни таился Гирыш, но не успел он дойти до входной двери дома, как его схватил Ростовский и притащил к Студенту.
Однако записку Гирыш успел проглотить.
— Так вот где собака зарыта! Что было приказано?! Куда ты его посылал?! Какую бумажку он проглотил? — моряк резко встряхнул парнишку за шиворот. — Отвечай, щенок, что проглотил?!
Студент лихорадочно соображал: как выпутаться? что предпринять? Главное — не горячиться. Как мог Ростовский догадаться, что он послал Гирыша?
Гирыш вырывался из рук моряка, как затравленный волчонок, даже пытался укусить его руку. Но тут атаман его отпустил, сел за стол, положил перед собой маузер, приказал Студенту и парнишке сесть.
— Так вот, выходит, удалось одурачить нас? — Ростовский с ненавистью смотрел на Студента. Его распирала злобность. — Я-то, дурень, предателя ищу, а он — вот он, «святой отец». Спета твоя песенка, поиграл — и будя!
— Не пори чушь, Ростовский, — Студент решил идти на пролом. — Занесло тебя — дальше некуда, так и свихнуться недолго. От страха, что ли, перед Уромом? — Он насмешливо смотрел на атамана. — Что ты можешь сказать? Мол, померещилось? А где факты? Хочешь, чтоб стал посмешищем? Я, имей в виду, помогу, если на то пошло. Никому не нужен твой фортель.
— Фортель, говоришь?! — Ростовский вскочил и ткнул кулаком в перегородку. Бумажная оклейка лопнула, образовав сквозное отверстие в его угол.
— А это видал? Усек теперь? Я все слышал и все видел.
Гирыш в страхе спрятался за спину Студента.
— И что ты этим докажешь? Я ничего не говорил, что может быть истолковано только против меня. Одни домыслы. А вот ты — я повторю слово в слово — говорил о Хозяине и Удалом: «Паны дерутся, а у хлопцев чубы трещат, на кой черт нам нужна ихняя политика. Больше от меня пусть не ждут ничего хорошего». Это после провала на мельнице. Помнишь, как с пеной у рта проклинал Хозяина и Удалого? «Да пусть их, волков драных, поскорее ЧК споймает, мне до них нет никакого дела!» Продолжать?
Ростовский насторожился:
— Записывал, что ли? Все это — вранье, звук пустой, дешевый прием…
— Нет, не вранье, — смело вмешался парнишка, — я тоже ухом слыхал. И еще больше. Запомнил.
— Цыц, щенок! — снова взбеленился Ростовский. — Сгинь отсюда!
Гирыш не шелохнулся, продолжая стоять рядом со Студентом.
— Да убери ты его! — взревел атаман. — Убью гниду…
— Продолжаю: что ты, Ростовский, можешь сказать в свое оправдание? — спокойно спросил Студент.
— Ну, что ты з ним зробышь, с нахалюгой!? Уж не перед тобой ли мени оправдываться?
— Передо мной и перед революционным трибуналом.
— Что? Каким еще трибуналом? Руки коротки! Слово к делу не пришьешь. Теперь мне яснее ясного, что это ты угробил моих ребят на мельнице. Думаешь, Хозяин тебя за это похвалит?
— А у меня работа такая. Для тебя он Хозяин, а для меня — контра. От врагов похвалы я не жду.
— Контра?! — Моряк положил руку на рукоятку маузера. — Да я тебя, лягавая сволочь…
— Тихо! Не тронь оружие. — Белокрылов встал в полуобороте к атаману, незаметно опустил правую руку в карман с револьвером и сурово добавил: — Тебе деваться некуда. Лучше нам с тобой договориться мирно. За то, что ты к себе допустил чекиста, тебя Хозяин не похвалит, а пули — не пожалеет. Так? И ЧК твои грязные дела не простит, но имеешь шанс избежать вышки. Впрочем, что посеял, то пожнешь. Решай. Если через час у председателя ЧК не будет от меня очередного донесения, то чекисты вверх дном перевернут твою штаб-квартиру.
— Ты уже и о ней накапал? — Ростовский стал сосредоточенно пощипывать усы.
— Я же говорю — работа у меня такая. Выполняю свой долг перед Советской властью.
— Долг? Ишь, как запел, оборотень… Ловко! Долго же ты мне глаза замазывал, далеко зашел. И этому шкету мозги запудрил. — Моряк потер подбородок о ворот бушлата. — Я, старая калоша, Курчавому не поверил, а на такую падаль клюнул.
— Прошу без оскорблений, боцман Кочубенко.
