Без огня - страница 8

Шрифт
Интервал

стр.

МОНОЛОГ ЛУНАТИКА ИЛИ РАЗГОВОР ДВОИХ В ПРИСУТСТВИИ ТРЕТЬЕГО (СТРАХ ПОЛНОЛУНЬЯ)

Памяти Г. Гурджиева

– Луна, ты здесь?
– Я здесь. А кто ты, кто ты?
– Я аббревиатура идиота и – полный нуль.
– Ты в кратерах нелепых пуль,
нелепых душ…
– Я полный нуль, а тот всегда недюж
на выдумки от плюса к отрицанью.
Я в полнолунье всех зову как будто к знанью.
Вот Я, Дитя и мост,
И по мосту навстречу, но – кому?
идет лунатик… Я, дитя,
себя ему продам почти шутя,
а он меня зарежет…
Однако, всё не так —
Меня-себя занежит
В мой лунный кавардак.
– И всё сначала?
– Нет. Какое там начало?
Начало – Солнце – лунное качало —
не умирало бы и не кончало,
но нет надежды.

6 февраля 2002 года

ДВА МОНОЛОГА

1

МОНОЛОГ ШИЗОФРЕНИКА

И снова слышу голоса,
Бормочущие чушь,
Как будто я на полчаса
Попал в объятья душ.
Затискали они меня,
зажали, как в клещах…
Смеются, морды изменя
на рыла – Божий страх!
Спаси нас, белый человек
Под черным колпаком,
Ведь я их знал который век,
Со всеми был знаком…
Якшался запросто, юлил
то в яви, то во сне,
как черный глист среди белил
невнятных, страшных мне.
Я сам художник. Хорошо,
Мне сделали укол.
Я сам – поэт,
Хотя чуть-чуть, ну чуточки, тяжел.
Я сам – артист. Но я, прости,
Совсем не акробат.
Зачем тащить меня? Пусти!
О, в чем я виноват?

августа 2002 года

II

МОНОЛОГ ПАРАНОИКА (БЕСЕДА С ВРАЧОМ)

– Паранойя, говоришь, паранойя?
А я скажу тебе: и Гегель, и Кант
Параноиками были.
Паранойя – это талант
Организации звездной и человеческой пыли.
И Гитлер был параноик
(С уклоном, правда), и Сталин,
и, конечно, артист-Нерон.
А ты-то сам зачем сюда поставлен,
Собирать таких, как я, вершить свой закон?
Ну и давай без дураков!
Вяжи меня, вяжи!
Я вижу иные, другие
Сужающиеся рубежи.

24 августа 2002 года

DELIRIUM TREMENS

(ОДИН СЛУЧАЙ, ИЛИ ПОДСЛУШАННЫЙ РАЗГОВОР)

«Кто он? – спросил китаёза.—
За Джа, за Чай, за Мао?
Чем он дышит – Путиным или смертью?»
Девка Чинь-чинь ему сказала:
«Он – наш, Господин-мандарин, и вы ему верьте.
Я видела, он бомжу-китайцу,
Не то как бы наступил на яйца,
Но даже время спросил по английски:
„Is it time?“ —
Ну, бомжак – наш служак,—
Конечно, плохо ответил ему:
„Time o’clock“»…
«Чинь-чинь, а готовить он умеет, однако,
Из кошек и мрака
Наше новое блюдо „хин-хин-хуй-мерсиви“
Ну, или просто сациви?
«Я не знаю, – Чинь-Чинь сказала,—
Он пьян, как не пьян,
Наш ресторан для него, как сплошной туман
Над вечной рекой Мао-Дэна, бренной рекой,
И вообще, Господи, его упокой».

август 2002

***

Бессловесье,
Господи, Боже мой, здесь я,
Господи, в этом словесном затоне,
В этом селе, в этом коробе, в этом поместье
Сам, как козел Твой на страшной, червивой иконе,
Слева и справа.

2002

***

Светом горница осветилась
чужим запредельным
светом сознанья чужого родного
иль ужасом подсознанья
конус огня животворного
растущего изо льда вечного общего
светом она осветилась
светом моя горькая горница

24 августа 2002 года

***

Неуютно мне, неуютно.
Жарко-жарко, светло и мутно.
Пусть и пасмурный, добрый день,
А какая-то дребедень
Душу мучит, хоть не ущучит:
Не отдамся я ей – мне лень.
Жутко-жутко и чутко-чутко.
Вот взорвалось что-то. Нет, шутка.
Кошка прыгнула на капот,
И машина, как зверь, орет.

24 августа 2002 года

***

Прошла гроза, но маленькая слишком…
Ах, как бы мне хотелось с лихом, с лишком
такого грома, чтоб оглохли все мы,
не разбирая зрячи или немы,—
все вышли бы под дождь,
а там уж, кто-и-как не разберешь:
кто с кем, куда торопишься, идешь,
зачем?

24 августа 2002 года

РАССЕЯННЫЙ

Это город Петроград,
Исторический окурок?
Или город Петербург,
Город турок или урок?
Может, город Ленинград,
Где родился я, придурок,
Там, где мама умерла,
Мой сурок всегда со мной.
Мой сурок еще со мной.

2000

***

Пристал ко мне мудак из Пятигорска,
а, может, не мудак, а так – бандит.
Схватил меня за шею жестко-жестко,
не душит, просто жмет и теребит.
Текучая была у нас беседа:
он что-то бормотал, а я как ж
смотрел, горят ли окна у соседа,
чтоб их разбить на первом этаже.
Он что-то понял. Я, должно быть, тоже,
но больше: если б он позвал меня,
ну, как Христос… я просто, просто б ожил
и двинул вслед, ногами семеня.
Но он был только шут из Пятигорска
иль неумелый пьяненький бандит.
В руке его моя осталась шерстка,
а жизнь, должно быть, Бога теребит.

стр.

Похожие книги