Вождь тигров побежден предводителем змей!
Биканель с осторожностью приближается к месту трагедии, желая узнать истинную причину отступления тигров. Скоро его слуха достигают звуки маленькой тростниковой свирели. Он узнает мелодию, употребляемую заклинателями змей, и, скрежеща зубами, бормочет:
– О, дьявол! Он разбудил целую армию змей, и я в третий раз побежден. Мне снова приходится отступить. О, будьте прокляты и он, и белые! – И не в состоянии больше продолжать, Биканель падает к подножию дерева. Тигры, более не возбуждаемые яростными криками своего предводителя, стали понемногу успокаиваться и медленно, как бы с сожалением, возвращаться в свои логова. Берар тоже мало-помалу замедлил темп своей песни – кобры перестали шипеть, волноваться и свиваться в кольца. Умиротворение охватывало пресмыкающихся; повторение одной и той же тихой и протяжной мелодии постепенно усмирило их. Они медленно поползли в свои норы, где на влажной земле проводят долгие часы отдыха. Маленькая свирель издала еще несколько звуков и смолкла. Наступила полнейшая тишина, в которой раздался гортанный голос Берара:
– Найи ушли… опасность миновала!
Только тогда вздох облегчения вырвался из груди европейцев. Их переживания продолжались всего четверть часа, но эти минуты показались целой вечностью. Опасность миновала, и они заснули спокойным сном.
Заснул и Биканель, сваленный усталостью. Он проснулся поздно и приступил к осмотру окрестностей. Он был в отвратительном расположении духа и обдумывал план немедленного, блестящего мщения. Заря, столь короткая в тропических странах, прошла, и вскоре взошло солнце. Неровный гул пронесся по табуну лошадей и достиг слуха Биканеля. При блеске солнечных лучей появился торжественный кортеж. Две женщины, одетые в белое, приближались верхом в сопровождении сотни мужчин, покрытых только лангути, а их обнаженные торсы казались отлитыми из бронзы. Кортеж этот приближался к развалинам храма богини Кали. Крик ярости вырвался у него, когда он увидел, что женщины эти – Клавдия и Мария!
Так же, как и его товарищи, он был распростерт на спине, и черный шелковый платок сжимал ему горло
– Свободны!.. Они свободны! – воскликнул он и упал в изнеможении на землю. Но, тут же вскочив, стремглав бросился к месту, где вчера вечером оставил обе группы. Зрелище, представшее его взору, было воистину ужасным. Все бандиты, составлявшие первую группу, лежали на земле, и лица их были одинаково обращены к небу. У всех вокруг шеи были затянуты зловещие черные платки тугов. Несомненно, они были задушены неумолимыми поклонниками кровавой богини Кали. Биканель начал разыскивать вторую группу, предводительствуемую серебряным королем, в надежде, что туги не посмеют его тронуть. Первый труп, который он увидал, был труп гиганта-американца Джима Сильвера, богача из Соединенных Штатов, скромно величавшего себя серебряным королем. Так же, как и его товарищи, он был распростерт на спине самым прозаическим образом, и черный шелковый платок сжимал ему горло. Труп уже начал разлагаться, и рои зеленых мух облепили его. Лошади, оружие, припасы и обоз – все исчезло. Туги, благоговеющие перед богиней Кали, не пренебрегают случаем воспользоваться имуществом своих жертв. Берар сдержал свое слово: ужасные душители освободили двух пленниц!
И когда Биканель, побежденный и разбитый, с диким яростным криком упал в джунглях, к развалинам, где возвышалась величественная в своем грозном безобразии статуя Кали, прибыл кортеж. Капитан, обезумев от радости, не смея верить своему счастию, увидел жену, которая, сойдя с лошади, с протянутыми руками бросилась к нему. Раздались два полусдержанных страстных возгласа:
– Джордж! Мой милый Джордж!
– Клавдия, моя дорогая Клавдия! Наконец-то вы свободны!
Мэри, соскочив с коня, тоже бросилась на шею к своему брату.
В то время как Берар молча созерцал счастье этих людей, к которому он был причастен, к нему приблизился Марий и, с волнением пожав ему руку, сказал:
– Ты сделал доброе дело, друг факир, ты очень славный человек.
Даже после чудесного спасения капитан Бессребреник не чувствовал себя в безопасности. Гнусное и необоснованное обвинение, возведенное на него наемником серебряного короля и преданным тому душою и телом Биканелем, все еще было в силе и представляло большую, чем когда-либо, опасность для его чести и свободы. Это обвинение, как, вероятно, помнят читатели, состояло в том, что Бессребреника выдали за русского агента, посланного для поддержки и разжигания священной войны в Бенгалии, в то время как уже все население северо-запада поднялось против англичан. Это необоснованное обвинение, возведенное на капитана, в глазах английских властей стало тем более вероятным, что им показался подозрительным его быстрый переезд через страну. Вследствие всего этого Бессребренику следовало как можно скорее скрыться, избегая во что бы то ни стало встреч с представителями английских властей, даже последним полицейским, потому что, по всей вероятности, его точные приметы были сообщены всем с приказанием поймать живым или мертвым. При других обстоятельствах для него, конечно же, было бы шуточным делом пробраться берегом и, избегнув расставленных сетей, покинуть эту негостеприимную страну. Но, встретив Мэри и Патрика, он считал своим нравственным долгом снасти их. Несмотря на находку сокровищ, которые в данный момент были для них скорее помехой, чем помощью, положение бедных детей было крайне непрочно. Бессребреник дал слово возвратить отцу детей и хотел во что бы то ни стало сдержать свое слово. По всем предыдущим событиям мы можем судить, с какими трудностями и опасностями было сопряжено исполнение этого слова. В данную минуту необходимо было узнать точное местопребывание майора Леннокса. Патрик и Мэри знали только, что их отец был командиром шотландского полка Гордона, что он в походе против афридиев и что последнее его письмо послано из лагеря Шакдара. Вот и все довольно неопределенные сведения, их необходимо было дополнить. Но как?