Бессердечная Аманда - страница 8

Я вспоминаю один вечер, который, может быть, не имеет особого значения для суда, но хорошо иллюстрирует то, в каком напряжении мне приходилось жить все эти годы. Генрих Козловски, главный редактор нашей газеты, отмечал свой шестидесятилетний юбилей и пригласил чуть ли не полредакции, в том числе и нас. Я знал, что Аманда считает моего шефа блюдолизом, хотя могла судить о нем только по моим рассказам. Ничего такого я ей не рассказывал, но Аманда считала, что ей достаточно и тех скудных сведений — стоит, мол, только раскрыть газету, и можно сразу же назвать характерные черты ее сотрудников. Что мне было делать? Идти на вечер означало самому добровольно предоставить Аманде трибуну и публику для очередного выступления, с другой стороны, я не мог не принять приглашение начальства. Я еще подумал: так дело дойдет до того, что я из страха перед собственной женой лишусь своих и без того более чем скромных связей!

Я призвал Аманду — то есть я просил ее! — просто веселиться и отдыхать и не демонстрировать свои критические взгляды, как образцы товаров в витрине, тем более что там ее все равно никто слушать не станет. Пользы от того, что она раскритикует в пух и прах Козловски или всю редакцию, не будет никому — ни мне, которому с ними работать, ни ей, если она хоть изредка хочет публиковаться. Все это я объяснил ей так деликатно, как только мог, больше от меня ничего не зависело.

Короче говоря, весь вечер ее поведение было просто образцовым. Она шутила, смеялась, пила шампанское, непринужденно болтала со всеми и даже танцевала. Один коллега шепнул мне на ухо, мол, в редакции ходят слухи, будто Аманде палец в рот не клади, а это, оказывается, совершеннейшая чушь! Все были от нее в восторге. Все, кроме меня. И вы, наверное, догадываетесь почему: я расценивал ее приветливость как прелюдию к жуткому скандалу, который вот-вот должен разразиться. Я не спускал с нее глаз, я дрожал при виде каждого осушаемого ею бокала. В начале каждого разговора, который она начинала, я думал: вот сейчас это произойдет! Были минуты, когда я сам призывал роковую развязку, чтобы положить конец этой пытке ожидания. Я, конечно, не собираюсь обвинять ее в том, что она так и не устроила скандал, но ее взгляд, который я время от времени ловил на себе, не оставлял сомнений в том, что мои муки доставляли ей удовольствие. Всем очень понравилась вечеринка, одному мне она была не в радость. В такси Аманда спросила меня, доволен ли я ею, и мне пришлось скрепя сердце ответить, что я давно мечтал о таком вечере. Одним словом, она умудрилась добиться того, что даже ее благорасположение отравляло мне радость жизни.

Было бы несправедливо, если бы вы заключили из моего рассказа, что Аманда человек мрачный, этого бы я не сказал. Она часто смеется, у нее необыкновенно веселые глаза, и всякий, кому не приходится жить с ней бок о бок, мог бы принять ее за ходячий источник оптимизма. Какое-то время я и сам был о ней того же мнения. К большинству проблем она относится с завидной беспечностью, это великолепное качество. Пока мне не нужно было расхлебывать последствия этого замечательного качества, я и сам был от него в восторге. В начале нашего знакомства мне казалось, что многих забот она лишена уже хотя бы по той причине, что просто не обращает на них внимания. Она жила в облаке простодушия и безмятежности и вызывала желание защитить ее и помочь ей сохранить этот детский взгляд на жизнь. Сегодня мне эта ее «отрешенность» безумно действует на нервы. Аманда делает вид, будто недостижима для насущных жизненных проблем. В опытной лаборатории своего мозга она производит массу всевозможных принципов, которые так же успешно сочетаются с реальной жизнью, как седло с коровой, и при этом ругает меня за то, что я не желаю подчиняться этим принципам.

Я спрашиваю вас, господин адвокат: если ценой благополучного и спокойного существования является готовность держать определенные мысли при себе и воздерживаться от определенных поступков и если человек платит эту цену — то это и в самом деле раболепство? Аманда, во всяком случае, утверждает, что так оно и есть, я же считаю, что если человек отказывается платить, то за этим чаще всего кроется жажда значимости и склочность. Тем более что лично мне эта цена никогда не казалась такой уж высокой. Кем же надо быть, чтобы свои личные, зачастую вредные сомнения считать барьером, через который надлежит прыгать всем остальным?..