Так прошла первая ночь. Утром мы получили завтрак и могли поспать четыре часа.
Всю неделю бушевала метель. Вновь выпавший снег замерзал на морозе. Теперь мы чередовались, выходя на пост. Три часа стояли снаружи, а дальнейшие пять часов работали лопатами, расчищая окопы, бункера и огневые позиции. В остальное время, шатаясь от усталости, насквозь промерзнув, прятались в траншеях, пытаясь сдержать бессильную ярость.
Снежная метель набирала силу. Когда следующей ночью мы вышли из бункера, то в черно-серой мгле не видели ни неба, ни земли. Только мрак. Мы постоянно теряли нужное направление и ощупью искали дорогу вдоль ущелья, ползали по земле, внезапно скатываясь в ручей. Тяжестью своих тел разбивали лед. Вода поднималась до колен, руки заиндевели. Мы начинали тонуть, но никто не слышал наших криков о помощи. С трудом удалось нащупать твердую почву. Шаг за шагом мы выбирались из ручья и лишь через час вышли к своим окопам.
Мы одолжили у друзей сухие носки и перчатки, и вышли на пост. Пришлось нести караул четыре раза по два часа. Стояли на высоком заснеженном бруствере. Метель шумела, бушевала и била в лицо со всех сторон. Хлопья снега проникали в каждую щель рваного камуфляжа и таяли там. Мы стояли мокрые до пят и не видели даже сигнальных ракет в вихре метели.
Мы искали на ощупь пути к бункеру, снимали застывшими пальцами замерзшие шинели и вешали плащ-палатки. Они висели на потолке и дымились. Даже горящая печь не помогала. Ветер разносил нападавший по колено снег и заметал его через щели плащ-палаток в бункер. Мы замерзали. Руки и ноги никогда не согревались. Но ко сну тянуло так, что засыпали, даже сидя на корточках.
Три раза по два часа мы ежедневно стояли в карауле, затем возвращались и шли сквозь метель к нашему бункеру. Потом два часа пилили дрова и разжигали печку сырыми щепками. Варили кофе, и только после всего этого нам разрешали идти спать. Но уже через пять часов начинались земляные работы в окопах.
Когда нас будили, мы чувствовали себя как слепые котята. Снежная метель залепляла глаза, и казалось, что их царапают битым стеклом. Веки опухали и краснели, глаза слезились, все вокруг расплывалось и казалось нереальным. Нам приходилось постоянно бодрствовать. Мы писали письма домой, но не могли различить строки, ложившиеся на бумагу. Только мысль о матерях и будущем мире удерживала нас от самоубийства. Мы проклинали Бога, разочаровавшись в нем и уже не ожидая конца всему этому ужасу.
На следующее утро после вахты я встал довольно спокойным. При ярком солнечном свете выполз из бункера и встал во весь рост. Тут мимо меня просвистела пуля, а за ней следующая, которая мимо уже не прошла.
Она послужила для меня избавлением.[34]
ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ.
Я заполз назад в бункер и перевязал рану. Пуля застряла в правом бедре, нога кровоточила, но особенно не болела. Мысль навсегда покинуть долину Фишера позволяла мне не поддаваться панике и спокойно выносить легкую травму.
Солнце ярко освещало покрытую инеем снежную равнину. Я должен был дождаться сумерек и только потом мог идти к врачу. Счастливый, в предчувствии скорого освобождения, сидел я на скамье. Мои глаза видели хорошо, и я сочинял радостное послание домой и всем своим друзьям. Затем уложил в рюкзак письменные принадлежности, мыло, полотенце и книги. Ничего другого у меня не было.
Опираясь на плечо приятеля, я отправился в синем вечернем свете в походный лазарет, получил первую помощь и стал ждать сани, которые должны были отвезти меня в Шаритоново на дивизионный медицинский пункт. В это время по радио передавали симфонии Моцарта.
Санитар понес меня, как ребенка, к саням. Лошади бежали рысью в звездную ночь. Сигнальные ракеты поднимались в воздух и рассыпались в дальних лесах. Снег хрустел под полозьями саней. Я возвращался домой! Мои не укутанные ноги застывали на морозе, рана начала болеть, но я не обращал внимания ни на боль, ни на холод. Я возвращался домой!
В Шаритоново врач прочистил рану, остановил кровотечение, наложив шину, и сделал перевязку. Он снял мои ботинки и стал массировать ноги. Боль отступала. Кровь снова устремилась к конечностям, я радостно погрузился в мир мечтаний и с облегчением заснул.
