Тем не менее ему кет равных в его деле, и потому я с замирающим, как обычно, сердцем слушал, как стонут в трубке длинные гудки, и решал: «Еще пять — и повешу трубку», но вместо этого продолжал ждать и надеяться, что Хью окажется дома.
— С-с-слушаю! К-кто г-говорит?
— Привет, Хью.
— А-а, Х-х-хейджи, привет. В-высоко ли, г-г-гордо ли реет твой стяг, Джеки?
— Не особенно высоко и не слишком гордо. Так, рядовое дело: сбежала девчонка. Клиент мог бы и сам ее найти, если бы был понахальней. У меня тут список имен... Не мог бы кто-нибудь из твоих парней быстренько прощупать?.. Кто сейчас свободен?
— Д-для моего любимого детектива я с-сделаю это лично.
— Да это не горит, Хью...
— Н-н-ничего, я з-за-закис сегодня. По-по-полезно будет побегать. Ж-жди меня, я ми-ми-гом. Пока.
Я попытался было убедить его, что дело такого калибра не требует его персонального участия, но он бросил трубку не дослушав. Вздохнув, я подумал, что, может быть, это и к лучшему, и стал размышлять, в каком направлении двигаться дальше.
Пока что я снова принялся рассматривать Мару. Я сумел догадаться, какого именно оттенка ее голубые глаза, и она подтвердила мою правоту улыбкой. Полез за сигаретами, а другой рукой перевернул фотографию. Оказывается, там была надпись, которую сделала Миллеру его маленькая подружка. Надпись такая: «Крепко обнимаю и миллион раз целую моего большого плюшевого мишку. Мара».
Интересно, как воспринял этот дар сам Миллер. Ни «с любовью», ни «помни меня», ни даже нейтрального «твоя». Просто «Мара». Как будто этим все уже и так сказано. Я перевернул карточку: смотреть ей в глаза было приятней, чем на надпись.
Я закурил, глубоко затянулся, смыл табачный вкус глотком кофе, уселся за стол и начал обдумывать дальнейшие шаги. Сегодня же можно было бы двинуть в Плейнтон, Пенсильвания не Бог весть как далеко. Очень бы хотелось потолковать о Маре с ее родителями и с кем-нибудь из миллеровского «гад-парада». Хотелось бы также узнать, что думают обо всем этом местные стражи порядка. Пока я буду копать в Плейнтоне, Хьюберт возьмет след здесь. К моему возвращению он, можно не сомневаться, выяснит, где обитают наши новоселы, чем занимаются, а если повезет, то и кто из них живет с Марой, если, конечно, кто-нибудь с ней живет. Если повезет. Дай Бог, чтобы повезло. В таком деле на скорый успех рассчитывать не приходится.
Суть в том, что дела-то никакого нет. Нет состава преступления. А когда никто не преступил закон, попробуйте кого-нибудь прижучить. И беседовать с нашим братом никто не горит желанием. Какого дьявола? Нас всякий волен послать подальше, мы же не полицейские. Вот когда совершено преступление, можно воззвать к гражданским чувствам, пристыдить и усовестить. А так — дело гиблое. Ну, расскажу я, что девушка сбежала от своего возлюбленного — любой скажет мне, что это ее дело. Ее, а никак не мое.
А если слишком сильно отклониться от истины, и это станет известно полиции, тебя вполне могут лишить лицензии. Можно, конечно, вести себя с ними как с сообщниками и добиться того, чтобы та унция информации, которой они располагают, стала для них непосильным бременем, но этот ход сопряжен с трудностями. Очень многие из них полагают, что любая женщина, похожая на Элеонор Рузвельт, может, вооружась лупой и смекалкой, поймать убийцу. Побываешь в моей шкуре — такого насмотришься...
Ну да ладно, сейчас все это побоку. Раз уж мои расстроенные финансы заставили меня ввязаться в это дело и раз Миллер готов тратить деньги только на то, чтобы просто узнать, в порядке ли его ненаглядная Мара, я свой гонорар отработаю честно. Будь мои обстоятельства получше, я бы отговорил его от этой затеи или постарался пояснее обрисовать ему положение вещей. Я мог бы втемяшить ему: бывают ситуации, где ни он, ни я, ни полиция и вообще никто на свете ничего сделать и ничего изменить не в силах. Да, мог бы. Но Миллер пришел не вовремя: мне было не до подобного чистоплюйства. Ему бы завтра ко мне заглянуть.
До прихода Хью я успел перепечатать список в нескольких экземплярах. Тут он и появился, крякая, как Утенок Дональд, и со смехом уселся на край моего стола. Хьюберт стульев не признает.