Выбывшие участники турнира собираются в каминном зале «Приюта», «дабы испить до дна горькую чашу»… И это не метафора, поскольку док Грижас в такие дни обильно приправляет липо-ромашковый чай «Кедровой Горькой», и никто не спрашивает сахара. И именно перед ними, проигравшими, приоткрывается завеса, окутывающая самый популярный спорт Солнечной.
Новичок, «вылетевший» еще в первом туре, устроился на ковре, поближе к креслу доктора. Допив третью кружку и накинув на колени теплый плед, док Грижас сказал…
* * *
Началась эта история с, казалось бы, заурядного случая «земно-водной лихорадки», когда, проснувшись поутру, юный скайбо внезапно ощущает неодолимую тягу. Тягу вернуться на планету, с которой нас вышвырнули когда-то на просторы Солнечной. Ближе к вечеру активность мозга возрастает, температура поднимается, и больного одолевает жажда мести: к примеру, снарядить десяток списанных ботов с адронными реакторами, подогнать их к границам радиационного пояса и устроить земно-водным небольшой апокалипсис, содрав с планетки озоновый слой…
Моего пациента звали Олаф Квелле, и он был стажером профессора Вааля, известного логоматика. Уловив некую странность в поведении ученика, профессор привез его ко мне.
— Хо-хо-хо, вот они — герои проволочного века, великие умы, додумавшиеся до передачи энерджи по проводам! — заявил юный мститель Квелле, переступая порог кабинета. Он пребывал на стадии «мизантропического сарказма». — То они делят землю, то — углеводороды, теперь взялись за воду… И всего-то им мало! Проклятые земно-водные!
Заскрежетав зубами от ненависти, Квелле бросился в кресло и, не обращая на меня внимания, погрузился в вычисления, приговаривая: «Так-так… Еще пятьсот тераватт — по касательной… Я вам покажу полярные сияния, твари земно-водные!..»
— Доктор Грижас?
Увлекшись пациентом, я чуть было не упустил из виду его спутника, а не заметить профессора Вааля было трудновато. Даже для скайбо он был необычайно высок ростом, почти модулор, и, чтобы пройти в дверь, ему пришлось пригнуться. Порыжевшая от долгих лет в Пространстве борода и грубоватые, словно высеченные из лунного базальта, черты лица придавали ему сходство с Пращуром Гиком, от которого детишки ждут подарков к Параду Планет [4].
— Здравствуйте, профессор Вааль. Рад встрече с вами. Проходите, присаживайтесь, — я жестом указал на кресло.
Он повел себя странно… Очень странно, но в тот момент я не обратил на действия профессора должного внимания. Бросив острый взгляд куда-то за мою спину, Вааль тремя широкими шагами пересек кабинет и, миновав оба кресла с диваном, устроился на кушетке. При этом он ни на секунду не переставал напевать веселенький мотивчик «Девочки-Венерочки».
— Профессор, пожалуйста, расскажите, что случилось с молодым человеком.
— Ха! Ха-ха!! «Человеком…» — пробурчал Квелле. — Я вам покажу «человеков»… Еще шестьсот тридцать гигаватт и полный привет вам, человеки!..
— Доктор Грижас… — сказал профессор Вааль и замолчал, уставившись куда-то в потолок.
— Ну что вы, профессор! Можно просто Альберт.
— Альберт… Видимо, это моя вина. — Вааль глубоко вздохнул. — Сейчас я вам поясню…
Объяснение заняло минут пять и велось на зубодробительном жаргоне логоматиков. Каждое отдельное слово звучало знакомо, но понимать общий смысл этих абстракций мой скромный разум категорически отказывался. Для себя я уяснил только одно: группа Вааля вычислила нечто такое, отчего у бедняги Квелле случился нервный срыв. Что ж, с учеными такое случается сплошь и рядом.
— Профессор! — попытался вклиниться я.
— Что?
— Как давно у вашего подопечного начали проявляться признаки лихорадки?
— Только сегодня. Раньше ничего такого не замечал, — ответил профессор, размеренно качая ногой в такт внутренней мелодии. — И сразу к вам. Ведь это не очень опасно, Альберт?
— Это вообще не опасно. За три дня справимся. Только вы его потом не нагружайте.
Профессор с облегчением вздохнул и улыбнулся:
— Альберт, вы меня успокоили! Спасибо, доктор!
— Может, стоит… устроить им… плазменный шторм… на экваторе?.. — пробормотал Олаф Квелле и задремал.
