Заместитель председателя Воркутинского охотсоюза Давид Яковлевич Рабинович явно покривил бы душой, если бы сказал, что никогда не держал в руках ружье.
Ружья ему приходилось держать в руках почти ежедневно. От старых одноствольных «Ижей», что не каждой комиссионкой к продаже принимались, до дорогих немецких «Зауберов» и бельгийских «Стандартов», цены на которые определялись цифрами с таким количеством нулей, что у иного дух захватить могло.
Могло.
У иного, но только не у Давида Яковлевича, который цену деньгам знал, но знал и другие цены. И главную цену – цену приходящего и цену уходящего.
На охоте Давиду Яковлевичу приходилось бывать часто.
Выезжал он на вездеходах и вертолетах, «Буранах», а однажды даже на оленьей упряжке, о которой, впрочем, у него сохранилось самое отвратительное воспоминание.
Ночевал в избушках промысловиков, балках геологов, туристических палатках, чумах ненцев-оленеводов.
Вьюжной зимой и комариным летом.
С мало, средне и весьма ответственными работниками министерств и ведомств, представителями центральных и местных организаций. И каждый раз умел сделать все так, что тот, кто ездил с ним – оставался довольным.
И дичь шла в руки спутников Давида Яковлевича, и погода оказывалась, если не отличной, то, по крайней мере, приемлемой.
Но так был устроен этот человек, что не поднималась его рука не то, что на красавца таежного лося, но даже на завалящего тамбовского зайца.
И все-таки, так складывалась его судьба, что организовывать отстрел бешеного волка придется именно ему.
Впрочем, это произойдет потом, когда о бешеном волке заговорили все, даже местное радио и телевидение.
А тогда, январским вечером, Давид Яковлевич под вой ветра за окном, пил чай, сидя у телевизора, погрузив ноги в просторные войлочные туфли; и никого не ждал в гости…
Он бы спокоен.
Не смотря даже на то, что совсем недавно Председатель охотсоюза, непосредственный начальник Давида Яковлевича, спросил его:
Я так и не пойму, вы режиссер, актер, а, может, критик?
Я зритель…
Плохо за Полярным кругом когда дует Северный ветер; впрочем, Южный ветер за Полярным кругом кажется никогда не дует.
Эти двое появились из темноты, ветра и снежной пороши, пересекли шоссе Северного воркутинского кольца в районе поселка Октябрьский со стороны Восточного РСУ и тут же вновь скрылись среди сугробов.
Шли, не замечая занесенных снегом тропинок, проваливаясь под наст по самые ремни унтов. Шли, не переговариваясь и словно не обращая внимания на мороз, поставляя ветру не требовательные к уюту, бородатые лица.
Было в этих двоих что-то не понятное, не городское, хотя одеты они были в привычные для заполярья куртки буровиков с поднятыми капюшонами, меховые унты, теплые рукавицы.
Тот, что впереди, в черной куртке с подкрылками на плечах, был явно сильней и шел быстрее.
Второй, в зеленой куртке и нерпичьих унтах не пытался догнать товарища. И хотя разрыв между ними постепенно увеличился до сотни метров, было очевидно, что идут они вместе.
Вместе.
Первый остановился у винного отдела гастронома, и стал не спеша вычищать снег из-под собачьего меха унтов. Делал он это основательно, не торопясь, словно это занятие играло заметную роль в обряде посещение магазина.
Но когда к дверям подошел второй, они вместе вошли в прокуренное помещение, так и не сказав друг другу ни слова.
В винном отделе гастронома на поселке Октябрьский было не так уж и много народу. Просто сам отдел был не велик, и некоторую суету могли создать всего несколько человек.
Двое вошедших так же молча осмотрели прилавок и полки за спиной продавщицы, слегка прищуривая глаза в электрическом свете.
Было в них что-то такое, что сразу забирало на себя внимание. И хотя с ними никто не поздоровался, казалось, их признали.
Они не стали занимать очередь.
Просто тот, который был одет в зеленую куртку, нерпичьи унты и шапку из росомахи вытащил из меховых своих внутренностей три мятых червонца, а второй, взяв деньги, двинулся к продавцу, не обращая внимания на остальных людей. Нет, он не наглел и не толкался – просто ни на кого не обращал внимания.
