Наш спор переставал быть спором, а превращался в какую-то вольную борьбу за то, кто прав:
– Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты, – не к месту поправил я, но она и здесь переиграла меня:
– Интересно, к Иуде Искариоту это тоже относится?..
Наш спор переставал быть спором, а превращался в какую-то вольную борьбу за то, кто прав:
– Почему мы все время ссоримся?
– Потому, что у нас нет общих врагов…
– Мы выдумываем своих врагов. – Своих друзей мы тоже выдумываем…
Вопросы появлялись разные, как карты, но было очевидно, что они все из одной колоды. Хотя мы как будто бы и не играли, а все время только расставляли фигуры или тасовали фишки.
За всеми этими вопросами я даже как-то забыл, что хотел спорить с Галкиной.
Она вдруг посмотрела на меня серьезно:
– Скажи, Петр, когда ты споришь со мной, ты часто думаешь, что все бабы – дуры?
– Иногда, – честно признался я. И если бы я этого не сделал, получилось бы не только не честно, но и глупо.
– Петя, бабы – дуры, не потому, что они дуры, а потому, что большинству мужчин хочется так думать.
– Большинству умных мужчин?
– Где ты видел, чтобы умные были в большинстве?..
– Зачем же были газетные статьи? Ведь на них я точно не мог ответить тем же. Если художник станет заниматься опровержениями, ему не останется времени не только на работу, но даже на отдых.
– Отвечал другой человек. Профессор П. Алкинас.
– Ты бы меня с ним познакомила. Поблагодарить надо.
– Познакомишься. Кстати, как меня называют в союзе?
– Не знаю, – соврал я, хотя мне отлично было известно, что Галкину обзывают Палкиной.
И даже сам делал это не раз.
– Меня называют Палкиной.
– Ну, это – дураки, – вяло пролицемерил я.
– А ты, умный, прочти инициал и фамилию профессора, выступавшего против критика Галкиной, по буквам.
Я сделал это.
И мне стало стыдно.
Потому, что я понял все:
– П-А-Л-К-И-Н-А-с.
Я понял все. Если все можно понять…
В этой жизни мне не раз приходилось оставаться в дураках; и каждый раз я воспринимал это, пусть без радости, но довольно спокойно.
Сидя за столом перед Галкиной, я впервые осознал, что я идиот.
Ну, что же, всю жизнь некоторые делают одни и те же ошибки, а потом думают, что они набираются опыта…
– Зачем ты жертвовала собой для меня? Ведь ты же, подставляя себя, просто водила меня по словам, давая мне возможность показывать другим то, какой я умный, принципиальный, свободомыслящий, и какая ты глупая.
– Иначе, Петя, ты остался бы умным, принципиальным, свободомыслящим… у себя на кухне.
Нет мудрецов без зрителей.
Без зрителей мудрецы опасны, потому, что превращаются в клоунов…
Я смотрел на нее и начинал понимать, что людей нужно судить не по поступкам, а по намерениям – это куда человечней.
Правда, существуют исключения – идеалисты. К чему оценивать идеал, если есть человеческие поступки.
Возможно, вообще – идеалы это просто способ портить жизнь людям…
– Ты, что же, считаешь меня гением, ради которого стоит жертвовать собой? – Гениев, Петя, у нас полно. У нас нормальных людей мало…
– Что это такое – нормальные люди? – Нормальные те, кто вносит в нашу жизнь гармонию…
– Мне казалось, что ты злая. – Быть добрым легче, чем быть злым. Просто, добрые дела делать труднее…
– Почему ты не рассказала мне об этом раньше? – спросил я, не поднимая на Галю глаз. – Если женщина демонстрирует свой ум мужчине – это не умная женщина.
– Зачем ты это сделала? Ты считаешь меня великим художником?
– Затем, Петя, что ты хороший художник, но хороших художников много…
– Трудно создать что-нибудь великое после пятидесяти.
– Одно утешение: до пятидесяти создать что-нибудь великое еще труднее…
– Такая уж у нас нетипичная профессия.
– Петя, художник – это не профессия.
– А, что?
– Диагноз…
– Значит, надо быть лучшим?
– Не надо пробовать делать что-то лучше всех.
Надо стараться делать лучше, чем можешь сам…
На несколько секунд мы замолчали, а потом я просто слушал ее слова:
– Но для того, чтобы привлечь к себе внимание, нужен небольшой бум. Скандальчик, полосы на полторы, – совсем не оправдываясь, а скорее констатируя факт, проговорила Галкина, – Мы специфическая страна – то, что заставляет весь мир враждовать, скандалы – объединяет нас. А то, что объединяет весь мир – сплетни – нас разъединяет.
