– Это… очень старое кино.
– Одна тысяча девятьсот тридцать девятый год, – тихо произнесла Бетси.
– Тарзан потерял финансирование, – подтвердил Гаретт. – Вместо него сняли это кино.
Бетси вскрикнула и пнула табуретку. Та пролетела через кухню и вмазалась в стену; пластик посыпался на (ранее) чистый пол.
– Ты был вампиром почти семьдесят лет?
Гаретт пожал плечами.
– Какая жалость, – заметил Синклер. – Что мы уже убили Ностро.
Но он смотрел на Гаретта по-другому: заинтригованно и с небольшим опасением. Антония задумалась, сколько же лет Синклеру.
– Ты прав, любимый! Боже, что бы я отдала за то, чтобы он появился на этой кухне прямо сейчас. Мучить бедного Джорджа и других более полувека, этот кусок дерьма! Сукин сын!
– Гаретта, – поправил ее Гаретт.
– Верно, верно, прости.
Но менее всех других, заметила Антония, был расстроен Гаретт. Она поинтересовалась этим у него, а он пожал плечами.
– Давно было.
– Думаю, это как посмотреть, – с сомнением ответила она.
– Все теперь по-другому.
Да, подумала Антония с горечью. Тебя воскресила любовь. К другой женщине. Проклятье.
– Я рада, что ты их не остриг, – позже сказала она, после занятий любовью. Антония погладила длинные шелковистые пряди. – Мне нравится, когда длинные.
– Теперь да. Тогда нет.
– Наверное. Вот тебе урок за то, что вращался в обществе.
Он произвел звук: словно камушки катились вниз по склону холма. Через минуту она поняла, что он смеялся.
Наверное, надо ему рассказать: вдруг он будет волноваться завтра ночью, куда она пропала.
– Просто, чтобы ты знал – завтра я уезжаю.
– Почему?
– Потому что… потому что мне не удалось выяснить, как помочь королеве. И я не могу остаться, ведь ты… я не могу остаться и все.
– Но если не поможешь… не получишь то, чего хочешь.
– Ну и не получу. Жизнь от этого ни капли не изменится.
Она решила, что произнесла это без горечи. И будь все проклято, она снова была готова расплакаться. Но не на глазах у Гаретта. Ни за что.
– Не уезжай, – попросил он.
Ладно, тут уж она расплакалась.
– Нет, уеду, так что заткнись. Тебе какая разница? Ты же Бетси любишь, правда?
– Да.
– Вот и все, что тебе нужно.
– Нет.
– Да что с тобой такое? Тебе, вообще, какая разница? Здесь у тебя есть все, что тебе нужно.
– Сейчас.
– Слушай, Гаретт. Думаю… ты на самом деле меня не любишь.
– Неверно.
– Что? – разъяренная, она привстала. – Ты же только что сказал, что любишь Бетси.
Он потянул ее обратно на кровать.
– Люблю Бетси… как солнце. Мощно, не могу ничего поделать. Не знаю, что произойдет.
– Да, кажется, все верно.
– Люблю тебя как… воздух. Нужна мне. Бетси – королева… для всех. Как деньги. Ты… для меня. Ты… только для меня.
Она застыла как камень на долгое время, гадая, не повредилась ли слухом, гадая, осмелиться ли она поверить в то, что он говорит. Но почему бы и нет? Он разве врал когда-нибудь?
– Если ты таким образом шутки шутишь, – проговорила она, задерживая дыхание, – я тебе оба плеча вывихну, и ноги тоже.
– Делай, если останешься.
– Останусь.
– Тогда ладно, – успокоено ответил он.
– Но в подвале я спать не буду.
– Ладно.
– Пусть дадут нам плотные шторы или мы можем сделать ставни на окна в этой комнате.
– Ладно.
– Я люблю тебя, придурок.
Он удивился:
– Конечно же.
Она зарычала и ударила его, что привело к последствиям. Приятным последствиям.
– Ты остаешься?
Антония кивнула – рот был полон еды.
– Пока что да, – добавила она, осыпав королеву кусочками яичницы.
– Ох. Ладно. Ты остаешься? Ладно. Я думала, ты уедешь. Мы все… в смысле, мы не хотели, чтобы ты уезжала, но подумали, что не сможем тебя уговорить. Фуу, не надо так улыбаться, особенно с полным ртом.
Антония проглотила завтрак, но не смогла удержаться от улыбки.
– Тебе лучше привыкнуть.
Они хотели, чтобы она осталась? Хотели убедить ее? Как замечательно!
Она положила еще яиц себе на тарелку. Черт, как хорошо Синклер готовит! А, кстати, где он сейчас? Ай, какая разница?
– Тебе не надо позвонить боссу, вожаку или как там? – поинтересовалась Бетси, садясь напротив и стряхивая кусочки яйца с волос.
– Уже – прошлой ночью.
– Так все улажено.
– Аха.
Голос Майкла звучал почти с облегчением, когда тот узнал новости о том, что она не вернется. Если бы не Гаретт, Антония была бы раздавлена. Но в данных обстоятельствах…
