– Напротив, – ответил он, совершенно спокойно – проклятье! Она так ждала драки. – Моя очаровательная будущая жена постоянно говорит мне, чтобы я на хрен отвалил. А вот мой вопрос к тебе, Антония – почему ты об этом вдруг задумалась?
– Почему? – она удивилась, а потом разозлилась, потому что не ожидала такого вопроса. – Почему? Ну, я не знаю… пока я здесь, понимаешь. Не повредит, верно?
Он ей улыбнулся. Идеальная улыбка, совсем не та, полная обещания страсти, улыбка, которой он одарил Бетси предыдущей ночью, но Антония все же кое-что почувствовала. Там, внизу.
– Поступай с другими… Как мы, мартышки, любим повторять?
– Вы не мартышки, – шокировано ответила она. – Ну, Джессика и Марк, думаю… Извини. – Она замолкла, возможно, устыдившись… очевидно, она слишком часто использует это грубое слово. – Я даже и не думала о вас, как о… слушай, может закроем тему? Если я тебя оскорбила, мне очень жаль.
– Ты запуталась, – ответил он, подняв и встряхнув газету, – тебе не жаль. Бедняжка.
Антония кипела от злости весь завтрак, а затем сбежала из кухни, как только представилась возможность.
– Хватит пялиться.
– Я и не пялилась, – обиделась Джессика.
– Нет, пялилась.
– Ну, я слышала, у тебя был след от укуса. Но я ничего не вижу.
– Высшая форма жизни, – напомнила им Антония. – Все уже прошло.
Это было следующей ночью и они рылись в шкафу Бетси в поисках одежды, которую могла бы одолжить Антония. Все это было так по-девчачьи, что ее аж тошнило. Но альтернатива – поход по магазинам – была в разы хуже.
– Это самая нелепая вещь, которую я когда-либо видела, – заметила она, заглядывая в шкаф Бетси и насчитав там по меньшей мере сотню пар туфель. – Они выглядят недешевыми. Ты в них и по собачьим какашкам ходишь?
– Зачем, думаешь, ей столько пар обуви? – весело спросила Джесс. Она положила стопку радужного цвета футболок на кровать. – Эти подойдут.
– И у меня есть куча леггинсов и еще одежда, которую можно взять, – предложила Бетси приглушенным голосом из шкафа. – Но свои трусики я тебе точно не дам.
– Я пойду в магазин чуть позже.
Джессика, которая родилась богатой и высокомерной, не смогла скрыть отвращения.
– Отвали, Джессика. У тебя нет права смотреть на меня свысока. Если не сможешь пробежать милю, меньше чем за минуту.
– А я бы могла, если бы захотела, – похвасталась Бетси в шкафу. – Я просто не хочу.
– Да ты в этих туфлях ни хрена не можешь, – огрызнулась Антония.
– Эй, на Гранд-Авеню есть отличный мотель, если тебе, ну, знаешь, вдруг захочется слинять отсюда на фиг.
– Если бы я только могла, – проворчала та, в душе довольная. Все было словно… словно они были друзьями в каком-то смысле. Ей были благодарны за помощь Марку. В ее личную жизнь (почти) не лезли. Никто не волновался, что у нее родится щенок с отклонениями. Никому дела не было, что ей нужно было одолжить одежду, потому что ее не хватало. Это было… как бы сказать? Приятно.
– Кое-что я бы хотела спросить, – сказала Джессика. – Посмотрим, правильно ли я поняла: называть нас "мартышки" – это вроде как использовать слово на букву Н[7]?
– Ну, да, – ответила Антония. – А еще можно сказать, что если я что-то делаю – это почти всегда оскорбительно и антисоциально. Серьезно. Я вряд ли могу быть примером для подражания.
– Слово на букву Н, да? – протянула Джессика.
– Не думаю, что стоит об этом говорить, – нервно произнесла Бетси, вынося из шкафа кучу вешалок.
– Расслабьтесь, белокожие. Мне просто интересно.
– Слушай, это и правда очень грубо, и я постараюсь контролировать себя, ладно?
Бетси была слишком любопытна, чтобы оставить эту тему.
– Так по сравнению с вами, ребятки, мы медленнее, глупее, с худшим обонянием, воняем и много нудим?
Антония отметила, что Бетси сказала "мы", имея в виду и себя. Интересно.
– Ну… да. Но мы же понимаем, что вы, ребята, не… виноваты.
– Так это типа как родиться слепой? – сухо поинтересовалась Джессика. – Бедняжки, бла-бла-бла, повезет в следующей жизни?
– Вроде того.
– Ну, а ты тогда как здесь вписываешься? Оборотень, который никогда не бывает волком?
– Я не знаю, – ответила Антония, а затем поразила сама себя (и всех окружающих), когда расплакалась.
