— Эдисон?
— На этот раз мы не станем торопиться, — пообещал он. — На этот раз я хочу, чтобы ты испытала что-то похожее на то, что тогда испытал я. Даже часть того удовольствия заставит тебя все понять.
— Что именно?
Но Эдисон не ответил. Вместо этого он крепче обнял ее и начал медленно поглаживать, с каждым движением проникая все глубже. Она затрепетала под напором пронзивших ее ощущений. Девушка вцепилась в него, неистово желая, чтобы это ощущение внутри ее нарастало. Она почти не слышала собственного дыхания. Оно было хриплым и прерывистым.
Когда она начала извиваться под его рукой, моля его про себя привести это напряжение к какому-то концу, Эдисон тихо, хрипло застонал. Но не расстегнул брюк, чтобы, раздвинув ее ноги, войти в нее, как она ожидала.
Вместо этого он отодвинулся назад, развел ее ноги в стороны и откинул юбку ее батистового ночного наряда. А затем, к ее изумлению, прижался к ней ртом.
— Эдисон!
Эмма знала, что ее возглас шока и удивления разбудил бы весь дом, что там — всех соседей, если бы не застрял, полузадушенный, у нее в горле.
Она была шокирована необычной лаской. Вся нижняя часть ее тела напряглась. Она раскинула руки, ища, за что бы ухватиться. Ее пальцы наткнулись на металлические опоры стеллажей по обеим сторонам узкого прохода. Эмма вцепилась в них и держалась так, словно они могли надежно удержать ее на земле.
Но через несколько секунд, когда ее тело сотрясло освобождение, Эмма поняла, что ничто не смогло бы удержать ее на холодной земле. Она взлетела.
Внезапно Эдисон оказался на ней, вдавливая ее в теплое пальто. Вошел в нее и застонал, когда ее тугие мышцы судорожно обхватили его. Он был слишком большой, но ее это не волновало. Ей нужно было только привязать его к себе, сделать своим на то время, которое им отпустит судьба.
— Обними меня.
Он двигался внутри ее, с каждым движением проникая все глубже. Он выгнул спину и застыл. Его тугие мышцы покрылись рябью напряжения, когда он излился в нее.
Эмма изо всех сил обняла его.
Казалось, прошло бесконечно много времени, прежде чем Эдисон открыл глаза и увидел лунный свет. То, что они с Эммой все еще лежали на полу, означало, что на самом деле прошло очень мало времени. Просто чувство было такое, будто он посетил вечность.
Стоукс крепче обнял Эмму. Она зашевелилась у его груди. Он почувствовал ее ладонь на своем голом животе и чуть улыбнулся. Он расстегнул рубашку, но так и не снял ее.
В следующий раз, молча пообещал он. В следующий раз…
Должен быть следующий раз. Его будущее было с Эммой. Наверняка теперь она это поняла.
— Эмма?
— Боже мой! — Девушка быстро села и огляделась затуманенным взором. — Мы в оранжерее твоей бабушки, между прочим. Нужно скорее уходить отсюда, пока нас кто-нибудь не увидел.
— Успокойся, моя сладкая. — Эдисон подложил руку под голову и посмотрел на нее. — Ты больше не компаньонка почтенной дамы, и тебе больше не надо волноваться по поводу добродетели.
«Какое восхитительное зрелище она собой являет!»— подумал он. Ночной чепчик съехал набок. Волосы спутанным облаком обрамляют лицо. Капот распахнут, а корсаж ночной рубашки расстегнут.
— Все равно будет ужасно неловко, если нас здесь найдут, сэр!
Он дернулся при слове «сэр». Старые привычки трудно искоренять.
— Пока еще нас никто не увидел. Думаю, мы благополучно отсюда выберемся.
— Не стоит дальше рисковать.
Она вскочила на ноги. Его позабавило, что она покачнулась и выставила руку, чтобы обрести равновесие. Он смотрел, как она приводит себя в порядок.
— Поторопитесь, сэр! — Она сердито посмотрела на него. — Уже почти рассвело. Скоро встанут слуги.
— Очень хорошо. — Он неохотно поднялся. Начав застегивать рубашку, он увидел, что она смотрит на него со странным выражением. — Что такое?
— Ничего! — быстро сказала она. Слишком быстро.
Он нахмурился:
— Вы хорошо себя чувствуете?
— Да. Да, конечно. Просто я только сейчас поняла, что так и не видела вас без рубашки.
Эдисон усмехнулся:
— Позвольте мне показать вам свою татуировку, мадам.
Он зажег принесенную Эммой свечу, отвесил насмешливый поклон и распахнул полы своей рубашки.