– Не надо этого делать, – сказал господин Леман и в первый раз за вечер слегка рассердился. Обычно Карл не переживал по поводу музыки.
– Да это же говно.
– Да ну? Ты же сам ходишь в «Орбиту», там всегда ставят этот «бум-бум». И кстати, Эрвин сказал, что за этой музыкой будущее.
– Эрвин ничего не понимает. Не весь «бум-бум» одно и то же, есть разные стили.
– Да, но Хайко сам это записывал, нельзя же их просто выбросить.
– Наплевать мне на Хайко. Что за сопли…
– Карл! Оставь кассеты в покое!
Дело закончилось тем, что Карл спрятал кассеты в холодильнике, что выглядело как-то по-детски, но, с другой стороны, было вполне типично для Карла, и господин Леман быстро забыл про эту историю. Но когда в баре стало совсем тесно, начали происходить вещи, которые уже насторожили господина Лемана. Во-первых, Карл пил во время работы необычно много пива. Потом он вдруг уронил бутылку. Потом он внезапно рассвирепел из-за того, что мусорное ведро не пожелало как следует открыться, когда он нажал на педаль, и так разволновался по этому поводу, что кинул в ведро пепельницу, которую собирался всего лишь опорожнить. Потом он постоянно бегал в подвал, каждый раз подробно объясняя господину Леману, что он собирается оттуда принести, что-нибудь якобы очень нужное, пшеничное пиво, или кружки, или еще что-то, это было совершенно нелепо, ибо господин Леман не требовал никаких разъяснений. Если брать по отдельности, то все эти вещи были вполне обычными, но сейчас они насторожили господина Лемана. А потом еще пришел Эрвин и отозвал Карла поговорить. Они поднялись в квартиру Эрвина, в то время как внизу стойка грозила обрушиться под напором посетителей, и господину Леману начало казаться, что все медленно сходят с ума.
Но потом пришла Катрин и поздоровалась с ним, поцеловав в губы и даже обняв его при этом за шею, чего она раньше никогда не делала перед посторонними и с его стороны тоже не одобряла, и он почувствовал себя таким счастливым, что раздал следующие пять бутылок пива бесплатно. Она постояла немного у стойки, наблюдая за тем, как он работает, он пытался поддерживать разговор с ней, но был слишком занят, и после нескольких ничего не значащих слов на тему «привет!» они поняли, что в данный момент не было ничего такого, что бы им срочно нужно было сообщить друг другу.
Беседа Эрвина с Карлом тоже, казалось, не имела последствий, по крайней мере дурных, потому что оба вернулись в хорошем расположении духа. Карл сразу же принялся за работу, и господин Леман не удержался и спросил, о чем они говорили с Эрвином.
– Ага! – заулыбался Карл и открыл себе бутылку пива. – Ты не поверишь, но Эрвин решил заделаться ценителем искусств. Он хочет купить что-нибудь из моих вещей для своего нового заведения в Шарлоттенбурге.
Довольно странная формулировка, подумал господин Леман. Раньше Карл сказал бы: «Этот придурок хочет у меня что-нибудь купить». Что за странные выражения, подумал господин Леман, «ты не поверишь» и «ценитель искусства», почему он разговаривает так странно, подумал господин Леман, но сказал только:
– Похоже, что Шарлоттенбург – твоя судьба.
– Похоже на то.
Господин Леман хотел бы поговорить с Катрин о Карле, может быть, она знала что-то от него ускользнувшее, так бывает иногда с женщинами, подумал он, но она исчезла в толпе. Позднее он заметил ее вдали, она разговаривала с Клаусом и Марко, и, судя по ожесточенности, с которой они ей что-то втолковывали, она ввязалась в разговор о музыке. Она быстро находит общий язык, подумал он, со всеми, она более открытая, чем я, для нее все здесь новое и интересное, и она в этом права, подумал он, конечно. Он вспомнил, каковы были его впечатления, когда он только приехал в Берлин, это было давно, тогда ему был двадцать один год, а теперь уже скоро тридцать, и он решил начать относиться ко всему более открыто и позитивно. А иначе можно плесенью покрыться, подумал он и позволил себе бутылку пива.
А потом пришли поляки. Их было пять человек, и первое, что увидел господин Леман, был гриф огромного контрабаса, который, казалось, самостоятельно протискивался через толпу. Потом к нему подошла симпатичная светловолосая девушка и с сильным акцентом спросила, нельзя ли им поиграть здесь немного. Господин Леман не возражал, он выключил прежний грохот, после чего общий гвалт тоже несколько поутих. Потом толпа в одном месте немного расступилась, и музыканты – их было четверо, контрабас, аккордеон и две гитары, – начали играть. Это была своеобразная музыка, в фольклорном духе, и господин Леман задумался, не полька ли это и имеет ли слово «полька» какое-то отношение к Польше. Так или иначе, это были непривычные звуки для «Обвала», но они никому не мешали, напротив, казалось, что людям понравилась перемена, они меньше разговаривали, некоторые даже качали головой в такт музыке. В этом что-то есть, когда ты можешь вот так просто сам играть музыку, подумал господин Леман, это наверняка здорово. Тут вдруг рядом с ним оказалась Катрин, она повисла у него на руке и улыбнулась.
