Берлинская жара - страница 40

— А кто это Чехов?

— Чехов? Русский писатель. Не слышали? Ну, Ольгу-то Чехову, небось, знаете? Это ее дядя. Хороший автор. Рекомендую. Впрочем, вряд ли вы найдете его книги в библиотеке РСХА.

Шелленберг решил немного пройтись по свежему воздуху, тем более что до назначенной встречи с физиком Эбелем в особняке на Хеббельштрассе оставалось еще полчаса; в сопровождении Майера, заложив руки за спину, он неспешно шагал по Фридрих-Эберт-Штрассе к Науэнским воротам. За ними столь же медленно полз служебный «Опель».

Низкое утреннее солнце отбрасывало на старую, выщербленную мостовую длинные тени. Бодрый щебет птиц возвышался над гвалтом толпы: для такой рани улица была на удивление многолюдна. С грохотом и звоном мимо прокатился полупустой трамвай под вторым номером и скрылся за поворотом. Перед лавками собирались жители с продовольственными карточками в руках, рассчитывая в числе первых получить хоть что-нибудь из завезенных продуктов, пока они не закончились: как правило, лавки закрывались до обеда из-за отсутствия товара, а купить что-либо в другом магазине не представлялось возможным, так как карточки были приписаны к конкретному адресу.

Проходя мимо маленькой хлебопекарни, Шелленберг с наслаждением принюхался: «Запах немецкого детства». Внешне безмятежный, Шелленберг отдавал себе отчет, в какой переплет, возможно, он угодил. Если Мюллер отправит наверх отчет, обвиняющий начальника СД в провале операции с английским резидентом (а он его обязательно отправит), то ему понадобится солидное прикрытие, обеспечить которое способен один только рейхсфюрер. Но Гиммлер так и не отреагировал на его предложение, позволив ему полностью открыться и не сказав при этом ни слова, а значит, Шелленберг имел основание считать себя под ударом. В худшем случае, это могло стоить ему головы.

— Как бы там ни было, мы знаем главное — у нас под носом действует английская, а может, англо-американская группа. Она есть. И мы должны выйти на нее раньше, чем это сделает гестапо. Второй раз выхватить из пасти Мюллера кусок нам вряд ли удастся. Нам необходим этот контакт, потому что это их контакт, родной, они ему верят.

— Вся оперативка под надежным замком в IV управлении, — вздохнул Майер. — Что они накопали — сейчас не узнать.

— Если бы они накопали что-то существенное, об этом знали бы все свиньи в округе. По нашему ведомству — так уж точно.

Шелленберг остановился, дождался, пока «Опель» поравняется с ним, хлопнул ладонью по крыше автомобиля и, нагнувшись, спросил:

— Ты что за нами крадешься? Только внимание привлекаешь. Давай-ка поезжай на Хеббельштрассе и жди там.

— Слушаюсь, штандартенфюрер, — отозвался водитель. — Но только мне полагается еще и охранять вас.

— Ничего, — отмахнулся Шелленберг. — Вон штурмбаннфюрер за тебя пока поохраняет.

Они прошли сквозь арку в левой башне посеченных осколками Науэнских ворот и на перекрестке Курфюрстенштассе и Хегельаллее свернули к особняку на Хеббельштрассе. Сверху просыпалась штукатурка, и Шелленберг, чертыхаясь, принялся отряхивать рукав своего элегантного костюма.

— Слушайте меня внимательно, Норберт. — В тихом голосе штандартенфюрера, до этого расслабленно-непринужденном, прозвучал холодный металл. — По прямому распоряжению Гиммлера, вы ответственны за акцию прикрытия «Уранового проекта», и с этого момента я хочу видеть в вас союзника, товарища, друга. Тем более что именно я подготовил это распоряжение и именно я выбрал вас. Вы видите, с какими трудностями мы сталкиваемся, и мне желательно рассчитывать на вас без оглядки на человеческие слабости. Я доверчивый человек, Норберт. Меня часто предавали друзья. Но все они в конечном счете пожалели об этом. Ибо нет ничего более ценного в движении к цели, чем предательство друзей. Измена близкого человека — это великий стимул преуспеть, горючая смесь в бензобаке «Тигра», способная разнести в щепки любые принципы — кроме преданности. Так и запомните.

Майер вытянулся и с чувством произнес:

— Я был на фронте, горел в танке, я знаю, что такое верность. Вы можете на меня полностью рассчитывать, штандартенфюрер.