Берлинская жара - страница 26

Дойдя до машины, Хартман остановил на девушке изучающий взгляд.

— Знаете, что, Дори, поедемте ко мне домой. Я сделаю такую рыбу, какую вы никогда не едали.

— Честно говоря, я уже забыла вкус рыбы, тем более свежей. — Ее губы задела чуть заметная улыбка. — На что это похоже?

— На что?.. — Хартман схватился за подбородок и закинул голову, устремив взгляд в небо. — Это похоже на тихое утро возле теплого моря. На легкий, переменчивый бриз, когда прикосновение ветра сливается с прикосновением губ. На слабое движение тонкой шелковой занавески в лучах раннего солнца. На белый песок…

— Вы меня соблазняете, Франсиско? — спросила Дори.

— Вероятнее всего — да. — Он посмотрел ей в глаза. — Так как, мы едем?

— Конечно.

«Опель Адмирал» Хартмана сорвался с места.

— Этому ипподрому уже шестнадцать лет, и, знаете, мне довелось присутствовать на самом первом забеге. Тогда это была одна небольшая трасса для конных гонок. Сбежался весь Стокгольм. Я даже помню победителя — принц Бальдер. Если не ошибаюсь, он взял тысяча шестьсот крон выигрыша. — Юнас Виклунд неторопливо раскурил моравскую трубку из шведской березы, подаренную ему женой высокопоставленного чиновника из правительства Бенеша, с которой в тридцать четвертом у него случился бурный и обременительный роман. Трубку он использовал в тех случаях, когда в ходе беседы возникала необходимость поразмыслить. — А через три года здесь уже было двести трасс и скачки продолжались целый месяц. В пересчете на американские доллары призовые тогда составили полмиллиона, а сейчас я даже не представляю, сколько. Возможно, что и за миллион.

Стояла характерная для весеннего Стокгольма погода: солнечно, но прохладно. На легком ветру трепетали разноцветные флажки, в воздухе разносился глухой топот скачки, трибуны то и дело вздымались, оглашаясь единодушным воплем, по лестницам, облаченные в белое спортивное трико, разносили фруктовую воду белокурые девушки. Прозвучал гонг — участники забега пролетели линию финиша, над головами взметнулись проигрышные билеты, шум резко стих. Виклунд спросил:

— Вы никогда не играли на скачках по-крупному?

— Ни по-крупному, ни по-мелкому — я не азартный человек, — махнул рукой подполковник Лэм, седовласый англичанин с красным, сухим лицом, одетый в чересчур теплый шерстяной костюм, сотрудник СИС, знакомый Виклунду как доктор Деннисон. Он сидел рядом, положив обе руки на янтарный набалдашник декоративной трости, и наблюдал за происходящим тусклым, незаинтересованным взглядом.

— А я, грешным делом, люблю иногда пощекотать нервы. — Виклунд обнажил крепкие, желтые зубы под пшеничными усами в жизнерадостной улыбке. — Азарт — обратная сторона рутины.

— Так вот, дорогой Юнас, — вернулся к прерванному разговору не расположенный к лирическим отступлениям Лэм, — мы, безусловно, приветствуем любые контакты с внутренним Сопротивлением в Германии, но вот уже пять лет мы слышим одно и то же. Говорить о власти можно было в сороковом, в сорок первом, но сегодня с каждым днем эта тема все менее актуальна. Сегодня нам нужны гарантии и поступки. А их не видно. Люди из абвера слишком нерешительны.

— Им тоже требуются гарантии, — возразил Виклунд.

— Сепаратный мир с немцами через голову Советской России — что может стать поводом для столь радикального разворота? Они знают ответ на этот вопрос?

— Мне кажется, убийство Гитлера могло бы стать весомым основанием.

— Уже нет, — покачал головой Лэм. — Мы и так способны получить всё — с Гитлером или без.

— Вопрос только в количестве жертв.

— Вот именно… А они предлагают нам расплеваться со Сталиным, который дерется за троих. Гарантии, Виклунд, гарантии. Пока их способен выдать один только дядюшка Джо. И как-то не заметно, чтобы он истекал кровью.

— Но вы же понимаете, что пирогом придется делиться. Еще неизвестно, чей кусок окажется жирнее.

— Вот об этом мы можем говорить. Что, кроме дружбы, способны предложить люди Хартмана?

— Например, нейтрализовать оборону в Греции и на Сардинии.

— Да-да, Лёр, Кессельринг, — иронично бросил Лэм, но тут же спохватился и, кашлянув, прибавил: — Это интересно.