Нукеры вымахнули из-за деревьев на широкую поляну, и здесь их ожидала западня…
Поднятые верёвками заострённые колья вдруг встали стеной на пути ордынцев. Передние всадники, налетев конской грудью на колья, полетели с коней, сразу попадая под топоры русов. Заржали от боли и ярости раненые лошади, падая на задние ноги… А из-за деревьев рванулся к нукерам рой свистящих в полёте стрел.
Бердибек лежал в высокой траве с разрубленной грудью. Он был ещё жив и силился что-то крикнуть нукерам, но из его рта вырывался только сиплый хрип с пузырями крови… Он с трудом приподнял голову и нашёл взглядом своего коня. Карабаир умирал, глядя с немым укором на своего хозяина, бросившего его на острый кол и оставившего умирать…
Задние ряды не могли развернуться в теснине рощи, и воины падали один за другим, поражённые стрелами.
Лишь немногим удалось вырваться из рощи и уйти к основным силам.
Едигей смотрел на появившихся в степи нукеров и не верил своим глазам – из двух сотен его отборного войска возвращалось едва ли более пятидесяти.
- Что там было? – спросил он подъехавшего к нему сотника Авдула.
- Засада! – ответил Авдул, зажимая рукой рубленую рану на плече. – Русы заманили нас в ловушку. Они атаковали нас малыми силами и стали уходить, увидев сотню Бердибека. Мы пошли за ними в овраг и наткнулись на засеку, потеряв Бердибека и ещё полтора десятка нукеров на кольях. А нас тут же стали выбивать стрелами. Мы не могли совершать манёвры конём среди деревьев. Я подумал, что если мы не уйдем из рощи, то все погибнем…
- Ты принял правильное решение Авдул! – сказал Едигей. – Наши воины не могут сражаться в лесу – это погибель для нас. А ты сберёг полсотни жизней, которые ещё понадобятся для больших дел. Иди к лекарю, Авдул.
- Постой, Авдул! – вдруг остановил сотника темник. – Сколько русов убито в лесу?
- Я видел полтора десятка, - соврал Авдул, опасаясь гнева темника. – И на поле более десяти.
- Иди, Авдул! – Едигей махнул камчой. Если бы сотник назвал другие, более высокие цифры, он бы не поверил…
Остановив тумен для ночлега у неширокой реки вблизи берёзовой рощи, Едигей велел позвать к нему старого мурзу Косая, в прошлом славного батыра и мудреца.
Вскоре белобородый аксакал шагнул в шатёр Едигея.
- Ты звал меня, мурза Едигей? – спросил старец.
Едигей встал с подушек и почтительно поприветствовал Косая.
Им подали чай, заправленный курдючным салом и молоком кобылиц.
- Расскажи мне о мангытах, едди, - сказал Едигей, отхлёбывая чай маленькими глотками. – Я хочу всё знать о своём народе. А беседы с тобой открывают мне новые и новые подробности о сынах степи, доселе мне неизвестных.
- Более ста двадцати лет назад твой народ по приказу Великого Бату-хана дошёл до земель Балканских и закрепил власть Великого хана над народами, населявшими те края. Вёл их молодой темник из рода мангытов, в крови которого текла кровь чингизидов. Звали его Иса-Ногай.
- Почему Ногай, едди? Ведь «ногай» означает «собака?»
- Собака была тотемным животным ведущего клана - мангытов. А клан был очень большой. В него входили племена уйсун, дулат, канглы, хирюв, аргын, мин, найманы, алшыны, кереи, буджаки, джамбулаки, едисаны и многоие другие. Поэтому имя Ногай было клановым. Ису-Ногая называли иналом[22] в Орде и не считали чингизидом. Материнская кровь, как тебе известно, монголами не берется во внимание. По той же причине он не имел права занимать ханский престол, но в течение пятидесяти лет диктовал свою волю золотоордынским ханам.
В походе на Балканы сто двадцать лет назад Иса-Ногай в двадцатилетнем возрасте командовал тысячей, затем туменом "буйных", состоявшим из мангытских племён. Еще при жизни Бату-хан назначил Ногая главнокомандующим всего войска Орды, и на этом посту он был до начала нового столетия, пока его не убили в возрасте восьмидесяти лет.
