По прошествии десяти дней однажды за завтраком лесник вдруг спросил Педро, который стоял за его стулом:
– Давно ты имел известие о сыновьях?
– Довольно давно, сеньор.
– Где они?
– Старший, Мигель, пошел в моряки, как я вам докладывал, сеньор; он отправился из Байоны по морям-океанам.
– А другой?
– Перико?
– Ну да.
– Он на родине, как вам известно, сеньор, у наших родителей.
– Видно, не хочет быть моряком?
– О! Это истый горец! Я ждал от него письма и удивляюсь, что до сих пор не получил.
– Постой, завтра я поеду в Толедо и справлюсь; можешь быть спокоен.
– Благодарю, сеньор.
– Кстати, мне хочется узнать, что сталось с моей лошадью – кажется, этот дон Фелипе не церемонится со мной.
– Разве с друзьями церемонятся? – раздался тихий голос в дверях.
Все с изумлением обернулись. Женщины едва удержались, чтобы не вскрикнуть от испуга.
Дон Фелипе стоял на пороге, спокойный, улыбающийся, со шляпой в руке.
Он низко поклонился.
– Привет и доброго здоровья всем! – сказал он.
– Ей-богу! Вы не могли явиться более кстати, дон Фелипе! – вскричал лесник. – Я как раз поминал вас.
– Слышал, – с улыбкой ответил тот.
– Мы только что сели за стол; милости просим позавтракать с нами. Педро, прибор.
– С удовольствием принимаю приглашение.
И гость сел между двумя девушками, которые, как бы по безмолвному соглашению, раздвинули свои стулья, чтобы дать ему место.
– Я привел назад вашу лошадь, любезный хозяин, – сказал дон Фелипе, как только сел, – не беспокойтесь о ней; я попросил бы моего друга Педро отвести ее на конюшню вместе с моей.
– А где же лошади, сеньор? – спросил ньо Сантьяго.
– Мой слуга держит их у калитки сада.
– Педро, – приказал лесник, – позаботься о слуге этого сеньора.
Педро поклонился и немедленно вышел.
Веселость и оживление, так давно исчезнувшие из дома, точно вернулись вместе с гостем.
Губы улыбались, глаза блистали, разговор был оживлен. Дон Фелипе очаровывал остроумием и веселостью. Он говорил про Толедо, про двор и вельмож, окружавших короля, как человек, посвященный во все тайны придворного быта; он ловко передавал забавные анекдоты, словом, добродушно-свободным обращением, которое никогда не переступало границ приличия и хорошего вкуса, и слегка насмешливым, но всегда утонченным умом приводил в восторг своих слушателей, которые все время находились под обаянием его живой, меткой и увлекательной речи.
Часы летели, словно минуты.
Но в конце концов пришла пора расставаться, хотя дону Фелипе, по-видимому, так нравилось это милое семейство, что он всячески отдалял минуту отъезда.
В три часа, однако, ему необходимо было уехать; его звание обязывало его прибыть ко двору не позднее шести часов.
Итак, он отправился в путь, дав слово опять приехать, и хозяева усердно просили его не забывать своего обещания.
Дон Фелипе вернулся опять. Сперва он приезжал раз в неделю, потом по два раза и, наконец, ежедневно.
С каждым разом его посещения становились продолжительнее; казалось, ему стоило большого труда отрываться даже на несколько часов от своих новых друзей.
Они же, со своей стороны, питали к нему искреннюю и глубокую привязанность.
Надо отдать дону Фелипе справедливость, что он делал все на свете, дабы угождать всем и каждому.
Он охотился с лесником, беседовал о духовных предметах с доньей Марией, которая была чрезвычайно набожна, смеялся, пел, играл и бегал с молодыми девушками, был щедр и обходителен со слугами и даже искал дружбы собак, кормя их пряниками.
Чего же больше?
Однажды дон Фелипе объявил, что не появится целых три дня по непредвиденному случаю. Его величество король Филипп IV должен был принять посланника французского короля, прибывшего в Толедо накануне. Хотя двор изначально переехал в город всего на несколько дней, он словно окончательно основал тут свое пребывание; по крайней мере уже целых пять месяцев король испанский жил в Алькасаре – дворце мавританских владык.
Не знали, чему приписать это внезапное расположение короля к Толедо, но жители провинции, равно как и города, оставались очень довольны продолжительным пребыванием двора, так как оно оживляло торговлю и вдобавок ко всему принесло ту выгоду, что Толедские горы избавились от разбойников, до тех пор процветавших там в полной безнаказанности, нанося большой ущерб мирным городским и окрестным жителям.
