— Надо подумать над этим... А ты, хитрый лис, — обратился римлянин к Карлу, — призови сюда кого-нибудь из своих воинов и побудь пока при мне... Возвращаемся в Мёзию! — крикнул Север своим солдатам.
Паруса развернули, их наполнил ветер, флот вышел из Дравы в Истр. Сладкая мысль быть во главе большой империи разгоралась в душе неутомимого воина Севера...
* * *
— ...Если приходили раз и два, то придут ещё и ещё.
— Но покидать этот край мне не хочется... — Пётр и сомневался, и сожалел, и пытался своим великим умом прочувствовать развитие дальнейших событий вокруг Ас-града.
— Людей дела отпугнули от сего места, а будем ждать — превратимся раньше в немощных старцев. Что нынче творится там, — Иегуды указал на север — в сторону владений Лехрафса, — никто из нас уже и понятия не имеет.
— Но товар от меня ждут Амисос, Синопа, и в Амастриде ждут, и в Византии — к нему там привыкли. Ведь я кормлюсь с того, это был промысел и моего отца.
— Работы для хорошего торговца всегда хватит... — Иегуды был много спокойнее Петра. — Отец твой когда-то нашёл себе применения — найдёшь и ты.
— Хорошо тебе так говорить, Иегуды. Ведь стар я уже для перемен. И отец мой, начинавший торговать здесь, молодым тогда был.
— Не надо столько сомнений, — оборвал Иегуды. — Есть на западе Понта Эвксинского гавани удобные — пойдём туда. Там Истр, а по нему прямой ход в земли Рима... Хочешь — тебя с собой возьму! Помощником дела.
Петру не нравилось обращение с ним, как с равным. Он ответил, молодецких и пламенных вожделений не имея:
— Никуда я дальше Фанагории не пойду.
— Ну, ты не очень грусти. У всех у нас забота общая. А если надумаешь пойти дальше — до Тма-тархи — буду тебе попутчиком... Лишь дело последнее есть тут у меня... — хитрый Иегуды поиграл желваками на скулах.
В своих покоях на гостином дворе перс собрал давно знакомых ему людишек из мелких городских негоциантов. Не веря в бесследное исчезновение Ргеи, он, желая во что бы то ни стало заполучить её себе, решил прибегнуть к последнему самому действенному способу поиска: перс назначил большую награду за сведения о местонахождении пропажи.
Шпионы, получив солидную плату, наперегонки разбежались обшаривать все уголки русского города на предмет выявления красивой белокурой девушки по имени Ргея. Сам Иегуды в напряжённом ожидании остался у себя.
Торговка, приютившая бедняжку, одной из первых узнала об общегородских поисках. Деньги за информацию предлагались немалые. Баба долго думала, взвешивала, терзалась... В сомнениях явилась домой и выложила всё об уличной шумихе своей постоялице.
— А что ж ты одна пришла? Привела бы и перса, — зло припомнила дела давно минувших дней Ргея.
— Я и так виновата перед тобой, девка... Простила ль ты меня за то?
— Мне всё равно. Ничего у меня не сложилось... Не сумела я... Тебе хоть выгода была тогда?
— Посмотри на дом мой и ответь сама, много ль я навыгадывала!
— Что ж продешевила? — Ргея с холодным укором в глазах смотрела на хозяйку. Та жёстко отвечала:
— Какая под ними воля у нас? Вон ты — бывшая боярыня — ха, превратилась ныне в исхудалую, брошенную кошку!
Ргея вспыхнула ликом, но всё сказанное было правдой, и возразить бабе она не могла.
— Пойди к персу сама — хоть как-то устроишься. Не хуже, я думаю, чем у Вертфаста! — предложила та.
— Не хочу... Устала... Я ведь люблю, и уже никому не нужна.
— Тебе — кукле — более нечего делать в этой грязи! Сама всё обдумай, пока не нашли тебя. Ведь кто-то что-то видел обязательно... Что это ты бледная такая? Почему никому не нужна? — Торговка подсела к погасшей молодице поближе и с пристрастием стала рассматривать унылое лицо постоялицы.
— Понесла я... От Вертфаста... Муть внутри и тоска! — призналась Ргея.
— Тогда точно — никому... — со вздохом согласилась торговка. — Вот и всё, девка...
Девка бросилась на грудь опешившей бабе. Горький плач сотрясал Ргею. Она несчастными глазами изливала обильные слёзы, кривила горячечные уста и причитала:
— Пойду к Вертфасту в дом... Рожу... Уйду за долей своей лучшей... Где-то есть она... Я не для мученья живу... Мне нужен дом и угол в нём — чтоб я забилась в него, сидела там, лежала, уткнувшись, и никому ничего не была обязана... Что ж за горе — быть бабой?.. Иль умереть мне?
