— Повремени с доводом, командор пройдёт столько же времени, сколь прошло с поры Траяновых побед, и герулы, и костобоки взмахнут хвостами, — уверял Папиниан.
На лице Севера промелькнула мелкая дрожь, чёрные глаза его стали непослушны, словно поплыли там, в глубоких глазницах. Вот такого командира не любили его сподвижники.
— А мне такие и не нужны, — прошипел Север. — Приведите ко мне хоть одного варвара, у коего в очах отродясь не бывало ни капли страха, какой, Эмилий Папиниан, соизволит со мной — облечённым римской властью, поговорить. А я почту за честь с ним беседовать и день, и ночь!.. Целый месяц — от календы до календы. — Премного растревоженный Север справлялся с порывом. — Но восхочет ли он-то со мной разговаривать — вот вопрос!? — Легат призвал всех в тот миг отшатнувшихся к ответу.
— В твоём воинстве полно варваров...
— Они уже с наживкой во чреве... И потому-то они здесь... — страшно расстроился Север, настала очередь отворачиваться ему.
— Ты сам давал им лучшее оружие, ты назначил плату каждому.
— И потому они уже не истые варвары — они на пути к гадливому Риму, — сник легат. — И они, каждый из них, я уверен, с тлетворной мыслью о планах своих. Они будут более слушать и внимать — к какой кормушке я подведу их завтра.
— Так нет же других людей в ойкумене!
— ...Нет, — замотал головой Септимий Север. — Нет. Ты прав, Цессий Лонг, — кудри не открывали лица полководца — он сник. Отойдя чуть, он стал взирать в пустые небеса и поводить губами.
Цессий Лонг, ждавший случая, подошёл к уединённому командиру, нависнув над плечом, доложил.
— С Тавра прибыли посыльные — они приближаются опять.
— Воюют ли?
— Их прогнали и разбили.
Севера сообщение отчасти успокоило, он сменил тон.
— Ну и ладно — в моей душе уж нету места драке.
— Ой ли, Септимий?
— Раньше плод в руке своей крошил — теперь о ножичек секу.
— Речёшь стихами — не пора ли править в Рим?.. — буркнул, таясь от прямого взгляда, подступивший Папиниан.
— Ай, не томи, обращённый перст всех замыслов моих, — Север поворачивал всего себя Эмилию Папиниану. — Куда позвать меня ты ныне обещался? Ведь в Рим попав, ты, праздный волокита, на старика не взглянешь в тот же миг, — придерживаясь выбранного тона, вновь спрашивал чтящий мелодичный слог командор.
— Нет нам причин за солнце не над нами сбивать стопы и влечься в никуда, — Папиниан был изощрён в такой манере слога.
— Я отчего-то — и в том твоя вина — стал чувствовать страдание от рифм и слов таких... и смысла непростого?..
— Не мучь себя, ища понятной доли. Судьба как нить — имеет два конца, узор из нитей — это паутина.
— Где ж тот паук, что всё так хитро сплёл?
— И полчище паучьих брюх не выплетут такого хаоса рисунок! Нужна здесь голова, чтоб всё так путано устроить. Паук же сам слуга своих шагов и устремлений злобных...
— Все, кто злобны, — они всесильны и словно спрут манят всё, что вокруг, к своей бездонной пасти.
— Ты ж всё твердишь о пасти и о власти... Когда ж ты был бы не такой — когда б не влёк ты нас к той заповедной сласти!.. То нас с собой ты рядом не увидел.
— Всё хватит, предовольно! Переговорил старания-страдания мои, перемудрил... и правды все святые переврал скверней паучьего бедлама! — отмахнулся Север от остроумного юриста.
— Тебе что, безобразно от меня? Ведь сам ты отдал предпочтение сему приёму, и выбор твой по вкусу твоему...
— Опять же рифма та, и снова бредни без просвета. Прошу тебя, уйми его, дружище Лонг.
— Правь в одночасье манипулы к Истру, — поддержал призыв Эмилия Цессий Лонг и, увлечённо засмеявшись, добавлял. — Гордиевы узлы, не то что эти кружева, — вполне достойно Палатинских сплетен.
Север ото всех отмахивался и уходил. Лонг улыбался и подмигивал всей публике, что слышала конец его с Эмилием и Севером беседы.
— Экрат, скажи херсонесцам, чтоб слали, слали гонцов. Такая армия не может запропасть так бесследно, — наказывал одному из посыльных Лонг.
— Ты прав, — сзади стоял Эмилий, — если Тавр весь восстал, тогда послам бы я поверил. А ещё эскадра!.. Где они её взяли?
— Надо-надо возвращаться на Истр, если они соединятся с герулами... тогда я от души посмеюсь, когда представлю, как заскулит и схватится за пустую голову Коммод, — процедил сквозь зубы Лонг.
