Люди верили и ждали, надеялись и лелеяли мечту вернуться к родным кострищам, к родным кумирням, к родной земле, пахнущей покоем и детством...
Сарос решил выждать ещё один день. Стояли. Были напряжены. Искали случай избавиться от неопределённого своего положения.
Вечером предостаточно добровольцев отказалось от сонливого времяпровождения у костров и вызвалось в дозор. По периметру лагеря в темноту выдвинулись решительные и бодрые пары-тройки караульщиков: удалились в задремавшие просторы, затаились на знобком холодке склонов. Зоркие очи обозревали тревожный мрак. Звёздный бисер над головой никого не мог отвлечь от бдения, никому не кружил голову своей отдалённостью и загадочностью. Сторожа, доверившиеся слуху, окрылённые личной значимостью, пробыли на передовой до леденящего члены рассветного морозца. Ранним утром войско выступило в путь.
Все старались двигаться побыстрее. Готовые к бою бойцы соединений интуитивно сохраняли правильные порядки, дабы в любой момент отразить ожидаемый налёт. Но, прошагав полдня, люди постепенно смешались, явно обозначились передовые и догоняющие... Сказывались смертельная усталость полугодового похода, бессонные ночи, болезни ослабленных тел...
Сарос со Стемидом ехали позади. За цепью замыкавших марш всадников виднелась плотная стена херсонесского войска. А спереди докладывали, что на пути маячат какие-то неприкаянные верховые...
Никто из северян не знал, что с момента их высадки возле Пантикапея они попали в поле беспрестанного внимания крымских кочевых племён асов. Таким образом, три совершенно разные силы постепенно стянулись на малый клочок Тавра, и две силы здесь были, так или иначе, чуждыми, пришлыми, влекущимися ведомыми лишь богам побуждениями.
Но враги богов никогда не дремлют! Обветшавшая память о кумирах предков придаёт силы и подвигает к выдумке небесных и земных супостатов. Не вспомнивший вовремя богов, замешкавшийся в дне сегодняшнем, — не минет встречи с жестокими, омерзительно скалящимися силами тьмы и беды. И вред отсечения человеческой сути от покровителя и радетеля восстаёт из забвения, оживает, растёт, одолевает...
Светлый мир, живущий в душах, ждёт объяснения в любви и преданности, свисая с чистых, высоких небес своим устремлением, разлитым по людским помыслам. Он влечёт, ведёт их по тропам грубого мира, он требует от них великого усердия. Он, отрывая от себя значимые частички сущности, силы, могущественного блага, воспламеняет в сердцах благодарных и памятливых отростков свечение, плазму непокорной мужественности... Светлый мир, обитающий в храбром разуме, в творящем поступок теле, боится уставшей воли. В муках принимает позы забвения себя, вынуждаемый на продажу или размен своих высоких ценностей на грешной земной вотчине, подверженной воздействию тошнотворного эля низменных срывов, одолевающей трусости...
Светлое и тёмное начала бьются в человечьем племени, сражаются за души, орошают болезненными стрелами и камнями, подкупают голосяницами — мягко льющимися, завлекательными, пьянящими обнажённый, отверзнутый всем влияниям нерв человечности...
Взмокшие от ходьбы, свесившие плети длинных, тяжёлых рук, замыкавшие ратный строй бедолаги начинали измождённо постанывать. Их предательски покидали силы, и они тяготили войско, заставляя его всё время перестраивать порядки, порой сбиваться в спотыкающуюся толпу, медлить...
Стремление бежать, куда глаза глядят, овладевало воинством. Кто-то от сего нарастающего чувства желал отмахнуться тяжёлой сталью и, стиснув зубы, разгрызть подлую страсть; кто-то, осушая на ветру влажные глаза, хотел всё ускорить, отменить, вернуть другое, лучшее время, мечтал уткнуться в соломенный пук и заснуть...
Общая ситуация с отходом и сопровождением не менялась, и именно это тягостное обстоятельство смущало разум, ослабляло волю. Конники херсонесцев сближались с замыкающей цепью северян, заезжали с фланга, рассматривали тяжело идущих витязей. Сарос отдал приказ остановиться. «Бой!» — мелькнула радостная мысль в головах его братьев.
Без команды сзади выстроился клин. Большие мужчины, улыбаясь, выставляли длинные копья, поднимали для показа врагу щиты, поправляли рогатые шлемы и облегающие лица красные маски, запевали песнь. Лучники в просветы меж головами выглядывали цель, теребили в колчанах стрелы. Конница сосредоточилась отдельно.
