На рассвете большое войско двинулось в путь. Север, соскучившийся по твёрдой почве под ногами, во главе небольшого отряда пошёл берегом. Карл, Бореас и Лана в хорошем настроении держались позади будущего цезаря. Пыльный марш звенящей броней конницы напоминал триумфальную кавалькаду, которая пока более топталась, ожидая вожака, пожелавшего размяться...
На всём пути следования встречались схожие с предыдущей заставы. Меньшим числом — безразличные, большим — поддержавшие Севера, они не чинили никаких препятствий, и воинство с каждым переходом пополнялось людьми, лошадьми, припасами, добротной стальной экипировкой. Там, где Саву пересекала консульская дорога из Норика, у Севера в подчинении уже находилась огромная армия из кадровых вояк и добровольцев — варцианов, колапианов, истров и лесных варваров страны за Бореем. Командарм, окрылённый мощью её и гладким характером прямо-таки галопирующего предприятия, отослал гонцов в Рим. На досуге подумывал о царствовании и об ответственности перед людьми и всей империей.
* * *
Дорога проворной змейкой вилась среди живописных гор и холмов. Райский климат здешних мест благоприятствовал продвижению. Полки и легионы, одержимые идеей, посулами и простым любопытством, упрямо приближались к городу-мечте, к Олимпу цивилизации. Альпы — белые горы — расступались по краям, отодвигались на одну сторону, туманились-таяли за спиной. Впереди гостеприимно расстилалась тёмно-зелёная, с бурыми пятнами римских городков и вилл равнина.
Север трясся на колеснице, скакал в седле, отставал, разглядывая упорные лики своих воинов. При краткосрочных остановках выезжал далеко вперёд, потом возвращался, проверяя, не отстала ли армия. С ней ещё предстояло пройти не одну боевую тропу...
Карл с подругами всегда был неподалёку от Севера. Тоже оглядывался — как там соплеменники? С ними дорог исхожено столько, что и не счесть...
Чего желают люди в этом грубом мире? Родиться, жить и умереть?.. Но первый и последний шаг любого человека мало зависят от него самого. Нет, устремления отдельной личности вольны только в том переходе, что дарит простор жизни с красками её и деяниями, — пусть даже во многом вынужденными. Правда, переход тот день ото дня сближает начало и кончину... Да ведь люди забывают о начале, а конец им неизвестен всегда. Лишь поприще под ногами реализует натуру людскую — до последнего шажка, до последней капли, до последней мысли...
Ещё прошлой осенью, будучи в Лавриаке на Истре, Север послал за супругой. Она с детьми покинула Рим... Ах, если бы Север, несмотря на огромное число преданных людей вокруг него, не был так одинок на пути своём — вместе с близкими бы запомнился миг восхождения и прославления на агоре, как семейный триумф.
* * *
Рим — великий, мудрый, всеобъемлющий — начинал растворяться в хитрости, роскоши и слабости жалких душ, помещённых в красивые загорелые тела. Империя создавалась многими народами — их лучшими людьми. Культура и разум лидеров собирались в Лациуме и творили наилучшее, что могло когда-либо в таком количестве и качестве произвести человечество... Некогда пространные территориальные завоевания сменила политика приобщения варваров к имперской государственности. Умы, притёкшие с Востока, породили великие идеи и хитроумные комбинации; сечи, пленения, смелые переходы войск в суровых землях сменились уговорами, посулами, подкупом, взятием заложников...
Да, был период, когда отвагу легионов и флотилий поддерживала изумительная по изворотливости дипломатия. И никто не задумался тогда, что с пьянящей пыльцой Востока в западный плод прокрался червь. Каждый неуловимым позывом становился вдруг на своём месте высокомерным и заискивающим одновременно, и путь движения в духовном пространстве вёл только вниз...
На выстроенной лесенке, что стояла одиноко среди других, давно порушенных, самым ограниченным и сложным оказался манёвр духовного возвышения. Так легко уподобиться похотливому, злобно мычащему над своими кормушками стаду! Как бы ни блистали выдающиеся римские моралисты, нравственность широких слоёв общества ощутимо падала. И никто не возмущался более тем, что слишком много становилось дипломатической изворотливости и торгов, слишком многого желалось, слишком мало оставалось устойчивости перед искушением...
