Когда площадь у стены заполнилась пешими войсками Тайса, показались всадники. Первой, естественно, ехала Томэо, за ней братья и старейшины клана Мориту. Девушка осмотрела место побоища перед надвратным укреплением и перевела взгляд на двух человек, приближающихся со стороны жилых кварталов.
— Привет тебе, владычица! — гаркнул Конан, ничуть не обескураженный взглядом Томэо, способным испепелить не хуже зеркала цзин-цза.— Почему ты так долго возилась?
Он подошел к стремени и с лучезарной улыбкой посмотрел на предводительницу войска Тайса.
— Где сокровища трона? — не разжимая зубов, процедила Томэо. — Ты украл их, подлец!
— Ах, сокровища…— Варвар взъерошил волосы ладонью, сбросил с плеч мешок и, вынув меч, яшму и зеркало, передал их красавице.— Извини, они случайно завалились в мою котомку. Между прочим, у меня для тебя еще один подарочек!
Конан развернул мешковину и поднял за волосы голову Сутари.
— Отличный рокубони получится, правда?
Еще до заката вся столица перешла в руки семей Тайса и Мориту. Наибольшие трудности доставил захват дворца — телохранители Сутари оборонялись до последнего, стражники тоже не желали сдаваться. Лишь когда подошла свежая полутысяча, возглавляемая младшим братом Томэо, сопротивление было сломлено, и подружка Конана, взойдя на верхнюю ступеньку лестницы, ведущей в главное здание, предъявила своему воинству знаки власти и объявила себя пожизненной императрицей Патана.
Конан и Мораддин стояли за спиной Томэо, а один из ее близких родственников держал длинное копье, на которое была насажена голова Сутари, процарствовавшего меньше суток.
После оправданий варвара и рассказа о приключениях в городе Томэо, сердитая на двух иноземцев за дерзкую кражу сокровищ трона, сменила гнев на милость и пригласила друзей поужинать вместе с ней. Ополченцы Тайса и прислуга дворца в это время хоронили павших при штурме города.
Трапеза прошла за разговорами. Мораддин во всех подробностях рассказал Томэо об алтаре Лангола и его свойствах, поведал о гибели Сутари и императора Готобы. Тело последнего по приказу новой владычицы извлекли из змеиной ямы и приготовили к торжественному погребению, как-никак он правил несколько десятилетий и взошел на трон законно. Голову волшебника выставили на всеобщее обозрение у ворот дворца.
— Поднимайся, поднимайся! — Томэо тормошила Конана за плечо.— Спать в трапезной, да еще в присутствии императрицы, неприлично! Пойдем, я отведу тебя в спальню.
— Отцепись,— сонно гудел киммериец.— Мне завтра еще в Туран ехать! Знаешь, как это далеко?
— В Туран,— буркнул Мораддин.— Что, если Кезанкийские горы теперь и впрямь недосягаемы для нас? Не удивлюсь, если алтарь Лангола после наших приключений перестал действовать…
— Это ты виноват.— Конан открыл один глаз.— Зачем взял с собой дурацкую чашку? Хорошо, Томэо, пойдем, а он пусть посидит и подумает! Но завтра утром обязательно попробуем вернуться в храм!
— Завтра, завтра,— умиротворяюще кивнула девушка.— До рассвета еще далеко, тебе необходимо отдохнуть…
Конан с трудом поднялся на ноги, и Томэо увела его в один из боковых коридоров личных покоев императрицы. Мораддин проводил их взглядом, вздохнул и тихо произнес:
— Воркуйте, голубочки… Великий Митра и Эрлик-воитель, ну почему вы не вразумили моего северного дикаря? Эти двое так прекрасно подходят друг другу!
Мораддин свернулся калачиком на циновке и сразу задремал, и ему приснился свадебный обряд, главными героями которого были Конан с Томэо. Белая летучая мышь осторожно, чтобы не побеспокоить хозяина, вылезла из-под воротника его рубахи, взлетела и, мелькнув в воздухе, исчезла в открытом окне. Наступала ночь, время охоты…
* * *
Два всадника выехали на Дорогу Королей, спустившись с закатного склона одного из отрогов Кезанкийских гор. Восходящее солнце еще скрывалось за пиками хребтов, за которыми лежали туранские пустыни, со стороны степи налетал теплый суховей, а синеватое безоблачное небо предвещало знойный день.
— Вот мы и в Заморе,— сказал Конан.— Мораддин, тебе не кажется, что все случившееся нам просто приснилось?
— Нет, не кажется…— ответил невысокий человек с короткой темной бородой.— У тебя еще царапина на ухе не зажила. Рокубони — твари кусачие…
