Касси схватили и прямо оттуда привели на аукцион невольников для продажи, где я её и нашёл и где, если бы этого не случилось, она неминуемо была бы снова продана в рабство. Напрасно она протестовала, утверждая, что она свободна, — доказать этого она всё равно не могла, так как тот, в чьих руках находился акт об её освобождении, оказался предателем и похитителем людей.
Всё это в общих чертах рассказала мне Касси в первый же день после нашей встречи. Постепенно я узнал от неё и все подробности.
Благодарение богу, наконец-то я мог прижать к своей груди мою — да, мою верную жену!
Но где же мой сын и где та девушка, которую Касси оплакивала, как родную любимую дочь? Что сделать, чтобы спасти Элизу, которая уже попалась в западню, и Монтгомери, находящегося сейчас в большой опасности?
Я обратился снова за советом к Колтеру и был искренне обрадован, встретив с его стороны не только горячее сочувствие, но и готовность помочь нам. Он сказал, что будет рад проучить этих двоих негодяев-янки, которые, вне всякого сомнения, сговорились уничтожить завещание мистера Джеймса Кертиса, решив поделить между собой наследство и снова ввергнуть в рабство Касси, Монтгомери и Элизу. Вряд ли главную роль здесь играли деньги, которые можно было выручить при продаже — как Колтер ни презирал всех янки вообще после встречи с некоторыми из них на Юге, он и то не считал, что эти «похитители людей», эти «проклятые бостонские скряги» способны на такую низость. Вероятнее всего, они просто решили, что этим путём они лучше всего избавят себя от неприятности, которую законные наследники, будучи свободными людьми, всегда могут им причинить, в особенности же в случае, если вдруг найдётся потерянный дубликат завещания.
Что же касается Монтгомери, у Грипа Кертиса сверх всего прочего был на него зуб. Мы потом узнали, что сразу же по приезде в Новый Орлеан он обзавёлся длинной плетью, которой в недалёком будущем рассчитывал отомстить Монтгомери за полученные от него на Стэйт-стрит палочные удары.
Участь Элизы также была предрешена, потому что, как выяснилось, почтенный и благочестивый мистер Гилмор с первого же взгляда прельстился её красотой и бостонским образованием и решил воспользоваться тем и другим лично для себя. На это он получил право, сделав её своей собственностью. Я говорю: благочестивый мистер Гилмор, потому что года за два или три до этого в бытность свою в Нью-Йорке под влиянием того же красноречивого доктора Дьюи, о патриотическом рвении которого мне уже приходилось упоминать, он стал членом секты унитариев [62] и даже постарался создать унитарианское общество в Новом Орлеане и получить прозвище церковного старосты, под которым он был известен среди своих менее праведных друзей.
Следуя совету мистера Колтера и рассчитывая получить поддержку закона, я прежде всего обратился за разъяснениями к одному видному новоорлеанскому юристу.
Он сказал, что положение Касси, на его взгляд, довольно благоприятно, и не только потому, что она была выкуплена мною: она имеет право ссылаться на законы, изданные в Луизиане, которые именно в этой части страны отличаются большим здравым смыслом и большей гуманностью, чем законы других штатов. Законы эти гласят, что, если раб, даже не имея официального акта об освобождении, в состоянии доказать, что в течение десяти последних лет он жил на положении свободного человека, — он считается освобождённым, и посягать на его свободу никто не имеет права. Касси нетрудно было доказать, что более десяти лет она уже перестала быть невольницей.
Но в отношении Элизы и особенно Монтгомери дело обстояло иначе, и доказательство их прав представляло немалые трудности.
Согласно «Code Noir»,[63] или «Кодексу законов о неграх», выдержку из которого прочёл нам адвокат, освобождение раба в Луизиане допускается только тогда, когда этот раб достиг тридцатилетнего возраста и поведение его в течение четырёх последних лет было безукоризненным. При других обстоятельствах никто не имеет права этого сделать, иначе как по особому на то разрешению законодательного собрания. Освобождение рабов, не достигших тридцати лет, без этого разрешения законом не признаётся. Другая статья того же кодекса утверждает, что дети, рождённые от находящейся в рабстве матери, точно так же причисляются к рабам и становятся собственностью того же самого хозяина, который владеет и матерью, или, как гласит кодекс Луизианы: «Дети рабов и детёныши животных принадлежат владельцу матери или самки на правах приращённой собственности».
