Однако аболиционисты не посчитались со всеми этими ограничениями. Первое, что они сделали, они объявили, что владеть рабами — это грех, несовместимый с понятиями христианина. Правда, было время, да и не так уж давно, когда большая часть южных рабовладельцев просто посмеялась бы над подобным утверждением. Тогда только отдельные лица выдавали себя за христиан, в то время как многие другие откровенно заявляли, что не верят в бога. Но стараниями различных сект христианская религия за последнее время широко распространилась в наших краях, и сказать нашим плантаторам, что они не христиане, значит задеть, их за живое. Даже тот факт, что нас это в такой степени раздражает, заставляет меня сделать вывод, что мы чувствуем истинность этих слов.
Притом те же аболиционисты говорят: ваши рабы имеют право на свободу, и ваш долг их немедленно освободить. А когда вы это сделаете, вам нечего беспокоиться о последствиях; выполняйте его, а об остальном позаботится бог. Но ведь это же совсем другое дело. Совсем не одно и то же: сказать что-нибудь всерьёз или только для красного словца, прикрываясь разными трескучими фразами. Ведь это же разные вещи: применять свой принцип только к другим или — к себе самому! Наши уважаемые южные демократы добрых полстолетия твердили о том, что все люди рождены свободными и равными, — истину эту они положили в основание всей своей политической системы; а теперь, когда их просят уже не просто так, не в шутку, а по-настоящему, применить их же собственную теорию на практике, видите, волк оскалил зубы!
— Из этого вы можете заключить, что я отнюдь не разделяю столь дикого предубеждения против аболиционистов, примеров которого вы по приезде сюда видели уже немало, — добавил мистер Телфер. — Помимо, газеты, о которой я говорил, они прислали мне немало своих изданий. Я внимательно все их прочёл и могу с уверенностью сказать, что общераспространённое обвинение их в том, что они подстрекают рабов к восстанию, совершенно необоснованно. Восстание, которое они пытаются поднять и которого Комитет бдительности больше всего боится, — это восстание совести христианина против чудовищных злодеяний рабства.
Не позволяя себе порицать их целей, я считаю себя, однако, вправе осуждать их поведение. Вы на моём примере можете видеть, в какое неудобное положение они поставили всех южных рабовладельцев, даже наиболее доброжелательно относящихся к неграм. Боюсь, что всё это приведёт только к тому, что рабов ещё крепче закуют в цепи, что все попытки поднять их умственный и нравственный уровень будут подавлены и что план колонизации встретит серьёзные препятствия на своём пути. А ведь план этот — единственное средство против всех тяжких зол рабства.
Может быть, в силу своей профессиональной привычки мистер Телфер, едва только разговор переходил на интересующую его тему, любил говорить очень долго. Я старался не прерывать его. Я заметил, что в продолжение всего разговора мистер Мейсон слушал, не проронив ни слова. Когда мы остались с ним вдвоём, мне захотелось узнать его мнение, и я стал расспрашивать его относительно плана колонизации.
— Я сам являюсь членом колонизационистского общества и даже секретарём того отделения, где председателем мистер Телфер. У меня был один раб, отличнейший человек. Ему захотелось уехать. Я отпустил его на свободу и отправил в Либерию. К сожалению, месяца через два он там умер от лихорадки. Мне всегда казалось, что колонизационистское общество — это своего рода наседка, которая пригревает у себя под крылом ещё не совсем оперившиеся человеческие чувства Юга, не даёт им угаснуть и сохраняет их до тех пор, пока не настанет пора действовать. Я вовсе не думаю, что оно способно совершить что-нибудь значительное сейчас, но считаю немаловажным уже и то, что оно настойчиво обращает внимание общества на все ужасы рабства и на необходимость найти средства для избавления от них. И, разумеется, лучшее, на что до сих пор оно оказалось способным, — это высидеть на Севере цыплят — аболиционистские организации, те самые, которые сейчас наделали столько шума.
