— Ну, Питер, как дела, мой милый? — С этими словами мистер Мейсон обратился к огромному сильному негру, который как раз в эту минуту проходил мимо с тележкой. — Вот если бы этот молодец был сам себе хозяин и жил бы в стране, где цвет его кожи не мешал бы ему иметь равные со всеми права, то к старости он завёл бы себе плантацию, и это была бы хорошая плантация. Это большой умница. Во всех хозяйственных вопросах или в том, что касается применения труда на плантации, он понимает больше, чем я и оба мои управляющие вместе взятые. Так неужели вы думаете, что такой человек, как он, может удовлетвориться положением раба? Существует немало людей, которых как будто с самого рождения готовят к тому, чтобы повиноваться другим. Если бы рабами рождались только такие люди, то это, может быть, было бы не так страшно.
— Но среди тех, кто родился в рабстве, есть люди самого различного склада. Представьте себе, мистер Мейсон, что мы с вами, например, родились бы рабами. Здесь, в Северной Каролине, есть рабы с такою же белой кожей, как и любой из нас. Неужели же вы думаете, что мы при любых обстоятельствах остались бы довольны нашей судьбой? Мы могли бы, правда, подчиниться и не стали бы, может быть, бросаться со сковороды в огонь, но это отнюдь не значило бы, что на сковороде мы чувствуем себя как дома.
На следующий день, подъезжая к Карлтои-холлу, мы увидели, что на веранде сидит джентльмен, платье и весь внешний вид которого сразу же позволили узнать в нём лицо духовного звания. Мистер Мейсон, радушно приветствовавший гостя, представил его мне как преподобного Поля Телфера, священника епископальной церкви святого Стефана.
Во всём облике мистера Телфера было нечто такое, что с первого же взгляда произвело на меня сильное впечатление. Это был высокий, худощавый молодой человек, лет двадцати трёх или четырёх. Его бледное красивое лицо, когда он говорил, озарялось лучезарной улыбкой, освещавшей, казалось, всё кругом. Речь его была очень проста, непринуждённа и в то же время полна достоинства и какого-то особого обаяния, как будто он действительно был посланцем небес.
— Он сын миссис Телфер, урождённой мисс Монтгомери, — сказал мне мистер Мейсон. — Его мать была дочерью прежней владелицы Поплар-Грова. Это была та самая дама, которую вы, по вашим словам, так хотели видеть. Я лично не был с нею знаком, но, хорошо зная её сына, я нисколько не удивлён тем, что вы были так разочарованы, не найдя её здесь.
Из дальнейшего разговора выяснилось, что миссис Монтгомери и её дочь после потери своего состояния перебрались в Чарлстон и там, хоть это и привело в ужас кое-кого из их родственников, открыли школу для девочек. Вскоре мисс Монтгомери покорила сердце одного из местных богачей, некоего мистера Телфера, и стала его женой. От этого брака родился сын, тот самый молодой священник, черты лица которого напомнили мне черты его матери.
— Кстати, — продолжал мистер Мейсон, — раз вы так искренне заинтересовались системой, применяемой мною на плантации, я должен сказать, что мистер Телфер сыграл в создании её немаловажную роль. Дело не только в том, что он венчает рабов и крестит их детей — а в Карлтон-холле и Поплар-Грове без свадеб и крестин обойтись нельзя, — он сумел добиться того, что запрещение пойти в воскресный день в церковь послушать его проповедь воспринимается нашими рабами как самое тяжёлое наказание. Неопровержимое доказательство таланта моего молодого друга, — добавил мистер Мейсон, — не только в том, что он совершенно затмил странствующих методистских священников и этих пресвитериан с постными лицами, проповеди которых в прежнее время пользовались огромным влиянием в наших местах. Теперь даже и негритянский проповедник Том, которого столько времени слушали не только на обеих моих плантациях, но и во всей округе, вынужден был смириться и перейти на более скромную роль церковного служки.
Мне стало потом известно, что священником мистер Телфер сделался под влиянием своей матери. Потеря состояния и связанные с этим трудности толкнули её на путь благочестия, в котором она искала утешения от всех невзгод. Телфер с самого раннего детства чувствовал, что именно в этом его призвание, и, когда его посвятили в священники, стал безраздельно отдавать все свои силы религии, причём большую часть времени у него занимало отправление треб в церкви святого Стефана, находящейся в нескольких милях отсюда.
