Нападающий снова налетел на него. И снова попытался захватить его челюсть. Он должен был сломать ее! Остальные самцы не отставали от вожака — ударяли своего врага лбами, кусали его за плавники, хвост.
Белый почувствовал, что слабеет. Не было времени даже передохнуть. Он, как видно, проигрывал сражение.
Но прежде чем признать себя побежденным, он собрал все силы и, перевернувшись на спину, неожиданно вцепился в нижнюю челюсть противника. Они бешено завертелись в воде, заскрипели зубами — каждый стремился быть сверху, чтобы можно было дышать и не выпускать врага на поверхность, не давать ему вздохнуть.
Жестокая, подлая борьба!
Остальные дельфины отскочили в стороны, не в силах помочь своему вожаку в этой кровавой схватке. Они понимали, что это не просто драка, которая закончится несколькими царапинами, но борьба не на жизнь, а на смерть.
Вода кипела все сильнее и сильнее, вспыхивала зеленоватым пламенем, а вокруг плескалось море, покрытое нежным перламутровым кружевом, словно сплетенным из лунного света. Летающие рыбы носились по воздуху сверкающими стайками, оставляя на своем пути капли расплавленного серебра.
Белый понимал — силы его на исходе. И потому решил — надо положить конец борьбе. Или — или…
Самый быстрый среди быстрых! Самый жестокий среди жестоких!
Он резко рванулся в сторону и — хруп! — челюсть противника осталась у него в зубах.
Оскаленный закричал от боли, отскочил от врага и кинулся в бегство. За ним последовали остальные самцы, а Белый, задыхаясь от усталости, но гордый своей победой, бросился вслед за ними, чтобы, подчиняясь неписанному закону своего рода, занять завоеванное место вожака.
Увы! Лишь сейчас он почувствовал, как изнурен жестокой схваткой, как ноет его избитое тело. А стадо все удалялось, и, наконец, совсем исчезло из виду…
Он остановился. Все равно ему не догнать их. Он снова остался один, совсем один среди водяной пустыни.
Волны ласково гладили ему спину.
Но как же он забыл! Ведь где-то там, за безбрежной ширью, что горела робкими холодными огнями, на маленьком острове с тюленями осталось существо, такое же одинокое, как и он, существо, которое любило его. И ждало…
И так же как он оставил товарища, послушный первому порыву, так и сейчас, при первом порыве своего чистого сердца, дельфин повернул назад.
Человек проснулся еще затемно, продрогший от предрассветного холода и влаги, которая пронизала все его тело, и огляделся вокруг. Внизу, у подножия островка, собрались тюлени. В стороне от стада, на берег залива с пресной водой, скучилось около десятка престарелых самцов, изгнанных более сильными. Они лежали, распустив все свои мускулы, бездеятельные, с тупым смирением в затуманенных глазах. И лишь иногда, когда усиливался шум драк молодых тюленей, кто-нибудь из них приподнимал голову, но тут же опускал ее обратно на песок, побежденный прежним печальным равнодушием.
«Как и я, — сравнил их участь со своей человек. — Жизнь продолжается, кипит заботами и радостями где-то в стороне, а мы дремлем на голой скале забытые, покинутые».
И старая боль, усиленная этим безнадежным видом и сознанием своей полной беспомощности, снова сдавила ему горло.
До каких пор? Без лодки, без воды! Кто выдержит это!
Хоть бы Белячок показался среди волн. Пусть ненадолго — всего на час — на два. А то оставил его одного… Дельфин есть дельфин. Рано или поздно им все равно пришлось бы расстаться. Не может же он вечно оставаться около него. Эта дружба так противоестественна. Другое дело, если бы ему встретилось какое-нибудь наземное животное, все равно какое. Тогда бы они могли не разлучаться. Тогда — но не сейчас…
Нужно спасаться отсюда! Любой ценой! Хотя и нет лодки, хотя океан кишит акулами — даже если снова придется встретиться с тем страшилищем.
Одиночество страшнее всего.
Но что это там такое?
Неужели счастье все же улыбнется ему? Новая надежда — или новое разочарование, новая насмешка судьбы?
Что там покачивается на волнах? Не бревно ли? А может, сломанная мачта?
Он сбежал вниз и, заслонив глаза рукой от ярких солнечных лучей, пристально вгляделся в океан.
