Человек заметил его. Прервал работу и приблизился к входу во фьорд. Затем молча, с какой-то грустью, разбросал мачтой нагроможденные коралловые обломки и расчистил запруженное устье.
— Ну, Белячок, ты свободен! — сказал он печально. — Ты уже здоров. Обойдешься и без меня. Иди! Конечно, мне будет немножко скучно — мы ведь привыкли друг к другу — но ничего не поделаешь! Завтра или послезавтра и я подниму паруса.
Дельфин все еще не понимал и лишь следил за человеком удивленным взглядом. Потом подплыл к выходу, выглянул наружу, вернулся и вдруг прыжками понесся к морю.
— Эх, хоть бы обернулся на прощанье, — полушутливо-полусерьезно вздохнул человек и опять принялся за работу.
А Белый, опьяненный свободой и вернувшейся силой, летел вперед, словно белая молния среди расплесканной лазури.
Вот он наклонил голову, нырнул и понесся над дном, которое спускалось вниз в виде покатых террас, покрытых кораллами и целыми джунглями из водорослей.
Он снова попал в свой мир, где все цвета тускнеют в сероватой синеве, где пестрота — бессмыслица, бесцельное нагромождение красок, которые никого не радуют; в мир, знакомый и близкий, где травы сплетаются в гигантские луга над низкими каменными рощицами, где не растения, а животные цветут, и где звезды ползают по дну, — в мир обманчивого безмолвия. Среди этой мрачной стихии зрение бессильно, да и какой глаз может проникнуть больше чем на двадцать-тридцать шагов вперед! Но зато слух здесь — все. Врага здесь увидишь, когда уже слишком поздно, а звук предупредит тебя издалека, даже если это расстояние измеряется километрами. В этом мире звуков, в этом рое звенящих звуков, Белый ориентировался лучше всего, и в этом была его сила.
И сейчас он услышал старого осьминога, еще не видя его. А в следующий миг заметил, как тот свернулся, словно подкарауливающая кошка, около гигантской тридакны, которая открывала свою раковину. Осьминог подскочил к ней и сунул в ее зигзагообразное отверстие коралловый обломок. Тридакна в ужасе напрягла все свои мускулы, но хитрый враг уже успел просунуть в щель одно свое щупальце и, вцепившись в тело несчастной, стал вытягивать его наружу.
Неожиданно хрупкий коралл с треском сломался, и мощные створки защелкнулись, прищемив щупальце неосторожного осьминога. Тот резко дернулся назад, подскочил, бешено заметался. Цвет его быстро менялся, становясь то фиолетовым, то зеленым, то розовым, то черным. Но напрасно! Сильный живой капкан в какой-то неослабевающей конвульсии самообороны держал крепко, упорно. Испуганные рыбы, улитки, раки, звезды бросились в разные стороны, спасаясь, кто куда мог, а кораллы и актинии сжали свои щупальца, превратившись каким-то чудом в нераспустившиеся бутоны. Белый поплыл дальше, выскочил на поверхность, вдохнул воздух и снова нырнул в синий колышущийся простор.
На рассвете, когда на востоке вспыхнула изумрудная заря, а притихшие волны заблестели, словно перламутр, всеми своими красками, долгорукая китиха приблизилась к острову и прислонилась спиной к одной из прибрежных скал, чтобы почесаться, а ее детеныш беззаботно заиграл среди волн.
Поэтому она не заметила приближения касаток к острову и, услышав рев испуганных тюленей, задрожала от ужаса.
Что делать?
Путь к бегству был отрезан. Оставалось одно — спрятаться где-нибудь поблизости, пока враг не уйдет.
Севернее небольшого фьорда вдавался в сушу неглубокий залив, запруженный обрушившейся в воду скалой — естественным молом, о который разбивались кипящие гребни волн.
Увлекая за собой детеныша, мать спряталась за скалой и притаилась с бешено бьющимся сердцем.
Через несколько мгновений касатки, построенные рядами, словно солдаты, прошли метрах в двадцати от них, и впереди всех — огромная касатка с гарпуном. Длинные спинные плавники хищников, настоящие двухметровые косы, с шумом разрезали волны.
Перед ними неслись обезумевшие от страха тюлени, толкали друг друга, подскакивали над водой, налезали один на другого, тревожно мычали. Забыв о своем ужасе перед человеком из-за большего ужаса, который гнался за ними по морю, они, выбравшись на берег, карабкались по скалам все выше и выше, достигнув хижины, раздавили ее своими телами и продолжали подниматься дальше. Разбуженный шумом, человек едва смог выбраться из груды тел и тоже устремился наверх, ошеломленный этой неожиданной, неизвестно чем вызванной атакой.
