А Эзекиа закусил удила, швырял слова одно хлеще другого. Сокрушил, изничтожил, смел с лица земли злосчастного Джелалэддина.
«Кто знает, какой из парня вышел бы человек, не обдели его судьба, — размышлял старик. — Пойду хоть за своими щенками пригляжу!» — сказал он наконец, собираясь встать.
— Что же еще, по-вашему, как не добро делает дядя Григол этому ученому?! — нашел довод Эзекиа. — Пять щенков растит ему безо всякой корысти… Суетится, хлопочет, кормит их, поит… Дохнуть на них боится, а чего ради носится с ними? Может, выгоды ждет? Ничего, да ничего он не ждет…
— Каких щенков, какому ученому?! — не понял Зеленый френч.
Разошедшийся Эзекиа во всех подробностях расписал Зеленому френчу историю встречи дяди Григол а и ученого в золотых очках.
— О, я ничего не знал об этих щенятах! — воскликнул Зеленый френч.
— Простите, — снова раздался голос Джелалэддина. — Я понял, что обидел вас… Поверьте, нисколько этого не хотел…
— Джелалэддин, сколько тебе повторять — перед тобой культурные люди!
— Потому и вернулся… Простите.
Джелалэддин пришел со своим угощением — принес столько вина и закуски, сколько удалось ухватить обеими руками.
Зеленый френч оживленно засуетился, убрал с ящика пустые бутылки, поставил полные.
— На кой столько всего, — заворчал Эзекиа. — Нечего окаянную утробу ублажать.
Высвободив руки, Джелалэддин сразу же упрятал их в карманы и прислонился к перилам. Теперь он был в черной, наглухо застегнутой косоворотке. Сотрапезники потеснились и пригласили его за «стол», однако он и на этот раз отказался сесть. Налили ему вина, а он замотал головой, уверяя, что не пьет, в жизни не пил.
Кроме Зеленого френча, никто ему не поверил, разумеется. И все же слова его возымели волшебное действие: разом успокоили всех, развеяли и страх, и горечь. Каков он трезвый, они видели, а как повел бы себя, опьянев, кто его ведает. Поэтому не стали неволить и настаивать, как бывает: пьешь — не пьешь, а стаканчик выпей.
Появление Джелалэддина немного раздосадовало дядю Григола — беседа только было потекла в желанном направлении, и вот, перекинули ее в другое русло. Старику очень хотелось знать мнение Зеленого френча, как он расценит его встречу с ученым и историю со щенками… А когда Зеленый френч наклюкается да разума лишится, грош цена тогда и словам его, и мнению. Это дядя Григол хорошо знал.
И Зеленый френч, словно заглянув в душу старика, пропустил рюмку-другую и вернулся к рассказу Эзекиа.
— Значит, щенят ученому растишь? — спросил он безучастно.
— Будет про щенят, давайте пить, есть, — сказал Эзекиа.
— Почему, милый человек?! — задело дядю Григола. — Когда и о щенках поговорить стоит.
— Ученый сам заявился к вам, дядя Григол?
— Я на скамейке сидел, у калитки, отдыхал себе, он и подошел. Нет, не так было, я еще издали приметил, как он свернул на нашу улицу.
— И что? Собаки, говорит, мне нужны?
— Да, так прямо и сказал… Нет, сначала он про Муко спросил, про собаколова Муко… Где он, дескать, живет…
— А на кой черт они ему сдались, что ему с ними делать?
— Не знаю… — Старик помедлил, усомнившись в чем-то. — Для науки использует, говорит, людям на благо…
— Кого использует — Муко или собак?
— Собак, понятно! — ответил старик слегка обиженно.
— И сколько щенков ему выкармливаешь, дядя Григол?
— Пятерых принесла чертяга… Слепые еще.
— Видишь, Джелалэддин, что творится на свете, — с неожиданным волнением произнес Зеленый френч.
Джелалэддин передернул плечами, не понял, видимо, что творится на свете.
— Ты прав, мой Джелалэддин, — люди всю свою жизнь обманывают друг друга! Вот этот славный, честный старик слепых щенят какому-то ученому растит, думает — для доброго дела, на благо людям, и не подозревает, не представляет, на какие муки обрекает бедняг!
Джелалэддин опять промолчал. Зато Эзекиа вскинулся на Зеленого френча:
— У, идол, долго будешь брехать! Встану да уйду, ей-богу уйду, ни есть, ни пить не хочу за таким столом!
— Погоди, Эзекиа! Убережем старика от греха, не то совсем померкнет свет в его душе — и так еле теплится. — Зеленый френч поднялся, облокотился на перила и уставился в волны Мтквари. Потом стремительно обернулся. Глаза его помутнели, челюсть съехала вбок.