Гугута… Гугута… Маленькая, красивая, беленькая Гугута…
— Сейчас бы самое время укладывать спать, — сказал зять.
— Да, ложитесь, дети мои.
— А ты?
— Я тоже лягу… Все будем спать…
Габо постелил себе на тахте. Детей уложил на одну кровать, на другую легли муж и жена.
Потушили свет.
А дети — никто, мол, нас не видит — принялись колотить друг друга ногами.
— Тихо! — раздался голос зятя.
Дети ворочались, смеялись, прямо давились от смеха.
— Сейчас же спать, не то дождетесь у меня!..
Теперь у Гугуты начался приступ смеха. Муж что-то шептал ей, а она смеялась, сунула голову под одеяло и тихо хохотала.
Заснули.
Потом все стихло.
— Ребятки, спите? — спросил зять, потом этот же вопрос повторила Гугута:
— Ребятки, спите?..
Дети не отвечали.
Габо неподвижно лежал на тахте. Широко открыл глаза и уставился в темноту.
Он ни о чем не думал. Он так вымотался за день, что и не мог думать о чем-нибудь. Вдруг послышался шорох и шепот. Габо невольно прислушался. Смутился, покраснел, лицо у него запылало. Он накрыл голову подушкой, одеялом… Невозможно… Ведь он, Габо, здесь, в этой комнате, еще не спит… Хоть бы подождали, пока старик уснет…
И снова все затихло… Зять повернулся и захрапел…
Габо не пытался уснуть. Он лежал лицом вниз и плакал старческими слезами.
Гугута… Гугута… Маленькая, красивая, беленькая Гугута…
7
— Дедушка, этот матрац и одеяло мы тоже возьмем. Хватит тебе одной пары, на что тебе больше?
Габо хотел сказать: «Ко мне иногда приходят друзья. Захмелеет кто-нибудь — я укладываю его вот в эту постель: пусть отдохнет до утра». Но не мог сказать. Да и как скажешь, быть может, им одеяло и матрац нужней, чем ему…
— Возьми, доченька…
— Дедушка, и эти тарелки, куда тебе столько тарелок?
Габо хотел сказать: «Иногда друзья собираются у меня. Я накрываю им на стол… Вот из этой тарелки с позолоченной каемкой любит кушать Михо…» Не сказал. Как он мог сказать?..
— Возьми, доченька.
— Дедушка, и эти бокалы возьмем… Зачем тебе одному так много бокалов?
Габо хотел сказать…
Ничего не сказал. А сердце сжалось: ведь большеголовый Гогия любил как раз вон тот высокий стройный бокал, только из него и пил.
— Возьми, доченька.
Отъезжающие уложились, упаковали, перевязали весь багаж. Взвалили на себя поклажу и зять и Гугута, детей тоже нагрузили понемногу и так, навьюченные, отправились на вокзал.
Габо проводил их до ворот. Попрощался. Долго смотрел вслед уходящим. Когда они скрылись из виду, старик вернулся во двор.
— Кто это были, дядя Габо, кого провожал? — спросили соседи.
— Родственники из деревни гостили.
— А мы-то думали, Гугута приехала с мужем и детьми…
Старик, мотнув головой, прошел мимо.
Снова один семенит он по комнате. Суетится старик. Любит Габо порядок, любит, чтобы все было на своих местах. Они уехали, и теперь он приберет комнату, вернет ей прежний вид. Мучается старик, трудится вовсю, а комнату так и не может убрать по-прежнему. Чего-то недостает, не хватает, не то что не хватает — просто ничего больше нет, опустошена комната.
Умный человек Михо, прозорливый. Габо повторяет его слова:
— Такова жизнь… Мы выполнили свой долг. Такова жизнь!
И Габо выполнил свой долг.
— А что значит «выполнили долг»? — вспоминает старик большеголового Гогию.
— То и значит.
— А что у меня вот тут болит? — Как и большеголовый Гогия, Габо прижимает руку к груди и горячится. — Это не больше долга?
— Больше, больше!
— Так не хочу я никакого твоего долга, верните мне мой паровоз! — Это сказал большеголовый Гогия.
Может быть, и Габо не хочет выполнять свой долг. Верните ему маленькую Гугуту, которую он ждал пятнадцать лет. Верните ему красивую, беленькую Гугуту.
Габо вернет, он пойдет и разыщет. Кто-то говорил, что его паровоз в Хашури, что хороший парень водит его и смотрит за ним как следует… Что-то Габо перепутал, в чем-то ошибся, а может быть, и не ошибся, просто это ему кажется, что он ошибся. Может быть, это потому, что уже стемнело и он почувствовал усталость!..
Сон одолел старика, надавил на веки, силой заставил закрыть глаза.
Габо засыпает, не раздевшись. Во сне поезда снова зовут его:
«Га-бо, Га-бо, Га-бо!»
«Га-бо, Га-бо, Га-бо!»
