Не подавая виду, я дал им войти в раж, а затем, в самый кульминационный момент, когда они уже решили, что их начальник вполне готов, предложил им убираться вон. И я бы их выгнал, потому что здорово разозлился и на них, и на себя, но тут (опять же без предупреждения) заявилась Алена. Это судьба, подумал я и отправился на кухню. Все равно было уже время ужинать, а даже юным провокаторам известно, что при посторонних о наших делах разговаривать не полагается.
Получился очень милый ужин. Провокаторы, забыв обо всем на свете, распускали хвосты перед Аленой. Когда она их срезала, распускал хвост я - просто для того, чтобы не давать супу остыть в горшке. Кончился этот парад петухов великим спором: куда теперь пойти. Сандро требовал идти на "Октопусов" и притом немедленно, потому что лучшие вещи у них бывают в начале. Андрей горячился, как самый настоящий музыкальный критик, его выпады против "Октопусов" были страстны и поразительно бессодержательны, его теория современной музыки поражала своей свежестью и сводилась к тому, что нынче ночью самое время опробовать под парусом его новую яхту "Любомудр". Я стоял за шарады, или, в крайнем случае, факты. Алена же, смекнувшая, что я сегодня никуда не пойду и вообще занят, расстроилась и принялась хулиганить. "Октопусов" - в реку! - требовала она. - По бим-бом-брамселям! Давайте шуметь!" И так далее.
В самый разгар этой дискусии, в 19.33, закурлыкал видеофон. Андрей, сидевший ближе всех к аппарату, ткнул пальцем в клавишу. Экран осветился, но изображения на нем не было. И слышно не было ничего, потому что Сандро вопил во всю мочь: "Острова, острова, острова!..", совершая нелепые телодвижения в попытках подражать неподражаемому Б.Туарегу, между тем как Алена, закусив удила, противостояла ему "Песней без слов" Глиэра (а может быть, и не Глиэра).
- Ша! - гаркнул я, пробираясь к видеофону.
Стало несколько тише, но аппарат по-прежнему молчал, мерцая пустым экраном. Вряд ли это был Экселенц, и я успокоился.
- Подождите, я перетащу аппарат, - сказал я в голубоватое мерцание.
В кабинете я поставил видеофон на стол, повалился в кресло и сказал:
- Ну вот, здесь потише… Только имейте в виду, я вас не вижу.
- Простите, я забыл… - произнес низкий мужской голос, и на экране появилось лицо - узкое, иссиня-бледное, с глубокими складками от крыльев носа к подбородку. Низкий широкий лоб, глубоко запавшие большие глаза, черные прямые волосы до плеч.
Любопытно, что я сразу узнал его, но не сразу понял, что это он.
- Здравствуйте, Мак, - сказал он. - Вы меня узнаете?
Мне нужно было несколько секунд, чтобы привести себя в порядок. Я был совершенно не готов.
- Позвольте, позвольте… - затянул я, лихорадочно соображая, как мне следует себя вести.
- Лев Абалкин, - напомнил он, - помните? Саракш, Голубая Змея…
- Господи! - вскричал журналист Каммерер, в прошлом Мак Сим, резидент Земли на планете Саракш. - Лева! А мне сказали, что вас на Земле нет и неизвестно, когда будете… Или вы еще там?
Он улыбался.
- Нет, я уже здесь… Но я вам помешал, кажется?
- Вы мне никак не можете помешать! - проникновенно сказал журналист Каммерер. Не тот журналист Каммерер, который навещал Майю Глумову, а скорее тот, который навещал учителя. - Вы мне нужны! Ведь я пишу книгу о голованах!..
- Да, я знаю, - перебил он, - поэтому я вам и звоню. Но, Мак, я ведь уже давно не имею дела с голованами.
- Это как раз неважно, - возразил журналист Каммерер. Важно, что вы были первым, кто имел с ними дело.
- Положим, первым были вы.
- Нет. Я их просто обнаружил, вот и все. И вообще, о себе я уже написал. И о самых последних работах Комова материал у меня подобран. Как видите, пролог и эпилог есть, не хватает пустячка - основного содержания… Послушайте, Лева, нам надо обязательно встретиться. Вы надолго на Землю?
- Не очень, - сказал он, - но встретимся мы обязательно. Правда, сегодня я не хотел бы…
- Положим, сегодня и мне было бы не совсем удобно, быстро подхватил журналист Каммерер, - а вот как насчет завтрашнего дня?
Какое-то время он молча всматривался в меня. Я вдруг сообразил, что никак не могу определить цвет его глаз - уж очень глубоко они сидели под нависшими бровями.
