- Убери, пожалуйста, руку.
Лео удивленно, с высоты своего роста, посмотрел на нее. Как бы слегка приотпустил ее. Она чувствовала его недобрый взгляд - в затылок; гуляй-гуляй.
"Цок-цок" - отдавались гулкие шаги в душе. "Цок-цок", "Цок-цок". "Цок-цок",
Струился месяц в реке, как рыбья чешуя.
Так же звучали шаги в ночи: они шли с Димом - этой же набережной канала, забранного в гранит. Лет шесть назад это было?
"Цок-цок", "Цок-цок".
Была такая же тихая светящаяся ночь.
И было все впереди. И она верила в свою звезду. Вега! Она отыскала ее сейчас на небосклоне-затерянную-свою. Игольчатый луч ее шевельнулся в канале.
Вспомнила, как расставались с Димом на юге в то лето, когда они познакомились, и, лишь смутно надеясь на встречу в каком-то далеком будущем, она сказала ему;
"Когда вам захочется встретиться со мной взглядом, посмотрите на Вегу,- я обязательно почувствую ваш взгляд". Дим улыбнулся и обещал ей.
Потом - это было уже с Лео, он уезжал в командировку, она сказала ему: "Писем писать не будем, но каждый день в одиннадцать часов и ты и я давай посмотрим на Вегу, как будто скажем друг другу спокойной ночи". Это было, наверно, наивно, но зачем так нехорошо он усмехнулся и только пожал плечами?
"Цок-цок", "Цок-цок". Она идет под конвоем его взгляда.
В тот вечер, когда они шли с Димом, она сказала ему;
"Тысячи молоточков стучат в мой мозг. Если я через год-другой не сыграю так, чтобы обо мне сказали – это актриса, а не так себе, я просто сойду с ума или стану злой, как цепная собака".
"Цок-цок".
"Я не стала злой, как цепная собака, и не сошла с ума, но чего-то во мне не стало - меня не стало".
На горбатом мостике Лео окликнул Лику:
- Постоим, детка.
Она полуобернулась:
- Что тебе?
Он прислонился к решетке - в японской куртке с вывороченным воротниковым мехом:
- Какая тебя муха укусила? Муж тебя встречает, другая бы песни пела. Ну что тебе надо? Или не нравится, что встречаю?.. Ты скажи.
- Не нравится.
- Вот как.
- Надоела твоя бдительность, надоела, не хочу.- И она двинулась дальше.
Он сделал шаг, потянул ее за руку, взял затылок ее в ладонь.
- Бунтуешь? Не идет тебе.
- Ничего.
- Ищешь повода?
Она молчала, отвернув лицо.
- Захотела свободы - иди. О нем думаешь, об Иисусике,-угадал? (Она поняла, что он говорит o Диме.)Два сапога. Нб знай: я человек страстей. Я могу… Ты знаешь. Во мне есть такое, чего я и сам боюсь.
Она рванулась и пошла. Он догнал. Взял за плечо, повернул.
- Пусти.
- Не пущу!
- Неужели ты думаешь, что после твоих угроз я еще буду стоять с тобой?
- Дура,- ведь люблю же. Не бегал бы за тобой.
Он сжал ей руки в запястьях. Она запрокинула лицо в небо, закусила губу, чтобы не закричать от боли.
- Давеча ты сказала, что у тебя задержка
-Ну…
-Это правда?.. Все еще? - Он искал ее глаз.
- Какое это теперь имеет значение и вообще – какое это имеет значение?
- Не смей убивать ребенка. Мне надоело, я хочу семьи. Мне не нужна жена-кинозвезда - перекати-поле. Я хочу семьи! Ты для меня и так хороша. Я тебя и такую люблю еще больше. Я прошу - оставь. Слышишь?
Она покачала головой: нет.
Он оттолкнул ее и пошел в другую сторону - наугад, прямо по мостовой.
И тогда она, помедлив, сама не поняв себя, побежала за ним. Он убыстрил шаг. А она едва поспевала и забегала то с той, то с другой стороны.
- Не стыдно… женщину… ночью… среди города…
На них шало мчалось такси. Лео поднял руку. Машина, завизжав, остановилась. Открыл дверцу, втолкнул Лику, сам протиснулся с трудом, уселся, широко разъяв колени и сутуло наклонясь. Лика забилась в угол.
В шоферском зеркальце дрожало отражение виска и носа Лео.
Лику била дрожь, и она сжималась в. комок, чтобы умерить ее. Он думает: так можно чего-то добиться… Еп хотелось пнуть его ногой: он был ей отвратителен своим самодовольным спокойствием и убежденностью в своей правоте. Она просто ненавидела его в эту минуту за то, что он заставил ее бежать за ним, как собачонку. В конце концов, это комплекс неполноценности - непременное желание унизить, чтобы самому выиграть в своих же глазах.
"Господи, я как загнанная мышь, неужели на свете нет человека, который понял бы меня?"
