Я сидел полный покоя и какой-то даже благости-от вина, от приятного духа ярко пылающих свеч, от ее улыбки, которая кидала куда-то в пропасть и кружила голову.
Вдруг Лика вздрогнула, тревожно провела рукой по своей щеке, волосам, плечу, словно стряхивая что-то. Повернула голову к окну,- в комнату косенько заглядывала луна. Вскочила, размашисто задернула пурпурную с золотым шитьем штору. Села, нацепив на пальцы ног туфли.
На лице ее не было уже прежней естественности и тепла - расслабленность, какое-то безволье.
- Устала,- сказала она с извиняющейся улыбкой.- Вас я тоже заморила… Не пора ли на покой? Спать! Спать! - И поспешно, явно испуганная прямотой своих слов:- Вам я постелю на диване…- И совсем растерявшись: - Ну, в общем, где вы и спали…
…Эта игра в дружбу продолжалась еще месяц.
Несколько дней я ничего не делал - то есть в общепринятом смысле. Я думал. Я уже понимал, где тут собака зарыта, но как-то боялся даже поверить. Распавшись, амебы сами вставали из собственного праха, из биоплазмы, из магмы, из-ничего.
Своим сногсшибательным открытием мне, естественно, захотелось поделиться с Лео. Он отсиживался дома, как в берлоге. Я взял такси.
Мне открыла маленькая женщина с добрыми круглыми глазами в белых ресницах, похожая на Лео.
- Вы к Лене,- проницательно поглядев, проверещала она, будто я мог прийти к ней.- Я вынуждена извиниться. Ленечка спит и просил не будить, кто бы ни пришел.- Она посмотрела на меня с уважением, но твердо стояла на пороге.
Я пожал плечами и повернулся уже уходить, как из недр коридора послышалось снисходительно-разрешающее;
- Кто там? Пусть войдет!
Он, конечно, слышал мой голос и понимал, что это я.
Он шлепал по коридору, подщелкивая себя по пяткам стоптанными домашними туфлями.
- Проходи, проходи,- подбодрил он меня.
- Что же ты ставишь меня в неловкое положение,- залепетала Ленина мать, испуганно глядя на сына.
- Мама, не смешите людей.- И уже не обращая внимания на нее, взял меня за плечо, подтолкнул в свою комнату.
- Понимаешь, знакомая одна должна была зайти, а я сегодня не в форме. Вчера перебрал малость.
Лео опустился на кровать. Со стены стекал турецкий ковер. А на нем - коллекция охотничьих ружей.
Лео указал на кресло - в виде трилистника. Оно трогательно обняло меня за плечи.
Возле окна стоял высокий эмалированный шкаф: не то сейф, не то холодильник. Лео потянулся рукой, открыл нижнюю дверцу шкафа. Там, просквоженные, подсветкой, искрились игрушечные шкалики коньяку. Он взял в ладонь бутылку, отвинтил одним движением пробку, разлил в шаровидные бокальчики.
- Ну как? За усопших сих,- произнес он с намеком.
- За смертно смерть поправших! - возразил я.
- Что ты имеешь в виду?
- Восстали из праха сии,- вот что!
- Ты гигант! - скептическим пафосом Лео прикрыл издевку.- Давай, давай, старик. Воскресение Иисуса Христа на уровне амебы. Ха-ха-ха! Ты случайно сам не…-. Он сделал жест, означающий вознесение.
Я все-таки рассказал, в чем дело.
- Ну вот видишь - все равно без нее - безносой - не обошлось. Сначала - распад… Король умер, да здравствует король! Э… И только. Не знаю, не знаю.
Он быстро поднялся и ключиком отомкнул верхнюю дверцу холодильника. И я вздрогнул: там в стеклянном заиндевелом гробу лежала, как-бы парила, кошка. Это был двухстенный стеклянный сосуд, поросший изнутри ворсистым инеем, как шубкой. Кошка была кхмерская, ее вздыбленная шерсть искрилась. Зеленые глаза смотрели застыло - остекленело, но в них жил какой-то далекий свет. В ее оскале было тоже что-то неуловимо живое.
- Во хрустальном гробе том спит царевна вечным сном. Сия тварь спит уже без малого год-в глицерине и экстракте из нуклеотидов - как в соусе. Кровь вполне голубая-физиологический раствор опять же с глицерином. Впрочем, дважды я ее уже пробуждал. Ничего - полакала молочка как ни в чем не бывало.-Лео резким жестом большого пальца провел по нижней губе - будто все это было совсем плевое дело.- Помнишь тритона, проспавшего пять тысяч годков в ледяной глыбе? В нашей экспедиции было. Своими глазами видел - отогрелся и пополз, голубчик. Целый день жил, умер на закате, как и положено привидению. Мы тут, конечно, дурака сваляли, не приняли всех мер. А кошечка вот-сама реальность!
