«Как будто поют по нотам!» — подумалось Джексому.
— А вот и Фарли! Мне кажется, я слышал, что Пьемур тоже здесь. Почему же я его не вижу? — удивленно и чуть обиженно спросил Робинтон.
— Он вместе с Шаррой — присматривает за жарким, — пояснил Джексом.
— Просто мы не хотели, чтобы вокруг толпилось слишком много народу… Это было бы для тебя утомительно… — добавила Лесса, чтобы успокоить арфиста.
— Утомительно? Для меня — утомительно?! Да я просто мечтаю, чтобы меня кто-нибудь утомил! ПЬЕМУР!!!
Если глядя на загорелое, посвежевшее лицо Робинтона кто-то еще мог усомниться в его исцелении, то рев, который он испустил — такой же мощный и оглушительный, как бывало, — не оставлял никаких сомнений: мастер-арфист Перна жив и здоров!
И сразу же издалека раздался тревожный отклик:
— Я здесь, учитель!
— А ГДЕ ТВОЙ ОТЧЕТ?
— Какое счастье, что мы додумались отправить его в морское путешествие, — улыбнувшись Лессе, шепнула Брекка. — Представляешь, что он вытворял бы на суше?
— Вы обе даже не в состоянии понять, насколько моя пустячная хворь задержала некоторые чрезвычайно срочные…
— Пустячная хворь? — Фандарел даже глаза вытаращил от изумления. — Мой добрый Робинтон…
— А это ты видел, мастер Робинтон? — Менолли достала из уставленного красивыми вещицами шкафчика бокал — изящный стеклянный кубок. Основание его переливалось темно-синим — цветом арфистов, а сбоку были выгравированы имя мастера и арфа. Глаза девушки округлились от восхищения.
— Клянусь Скорлупой, да это же цвет нашего Цеха! — Робинтон взял бокал в руки, любуясь искусной работой.
— Это тебе от моей мастерской, — сияя, сказал Фандарел. — Мермал хотел сделать синим весь бокал, но я помню, как тебе по душе любоваться чистым цветом бенденского вина…
В глазах Робинтона светились признательность и благодарность. Вдруг его длинное лицо приняло печальное выражение.
— Только он почему-то пустой, — жалобно произнес арфист.
В этот миг в дальнем углу холда что-то загрохотало, закрывавший дверной проем занавес отлетел в сторону, и, чуть не сбив с ног Брекку, в комнату ворвался Пьемур.
— Я здесь, Учитель! — задыхаясь, пролепетал он.
— Вот что, Пьемур… — протянул арфист, разглядывая своего юного помощника с таким видом, словно совершенно забыл, зачем его звал. Оба они, не отрываясь, глядели друг на друга, при этом Робинтон озадаченно хмурился, а Пьемур часто и тяжело дышал, смаргивая капельки пота.
— Ты болтаешься здесь уже достаточно долго, чтобы разузнать, где они хранят вино… Мне подарили такой дивный бокал — и он пуст!
Пьемур сосредоточенно заморгал, потом медленно покачал головой и, обращаясь ко всем собравшимся, торжественно изрек:
— Теперь я вижу — с ним все в порядке! А вот если жаркое подгорит!.. — наградив арфиста возмущенным взглядом, он повернулся на каблуках, отдернул занавес и с топотом удалился.
Джексом и Менолли понимающе переглянулись. Тех, кто хорошо изучил Пьемура, не смогли обмануть его грубоватые манеры и ворчливый тон. И точно — он уже снова вбегал в зал, таща на плече бурдюк, с которого свисала печать Бендена.
— Только не тряси, мой мальчик! — вскричал арфист, протягивая руки, чтобы прекратить кощунственное обращение с любимым напитком. Он отобрал у Пьемура бурдюк и рассмотрел печать. — Гм! Одна из лучших марок! Эх, Пьемур, видно, мало я тебя учил, как надлежит обращаться с вином! — озабоченно хмурясь, он осторожно сломал печать и, убедившись, что затычка в полном порядке, с облегчением вздохнул. Потом поднес ее к носу и тщательно обнюхал. — О! Какой упоительный аромат! И, похоже, долгое путешествие не повредило ему… Ну-ка, Пьемур, будь умницей, налей нам всем. Я уже вижу, что в этом холде нет недостатка в посуде.
Джексом с Менолли расставили бокалы, и Пьемур со сноровкой, достойной доброго бенденского вина, начал разливать. Робинтон, подняв полный бокал, наблюдал за юным арфистом с растущим нетерпением.
— Твое здоровье, мой друг! — провозгласил тост Фандарел, и к нему с жаром присоединились все присутствующие.
— Я просто ошеломлен, — признался арфист и, чтобы никто не мог усомниться в его словах, отхлебнул лишь крошечный глоточек превосходного вина. Покачивая головой, он обвел глазами своих друзей. — Совершенно ошеломлен!
