Джексом застонал; он совсем забыл, что Брекка может разговаривать с любым драконом.
— Ф'нор с Кант'ом убивали для него дичь, потому что он ни за что не соглашался тебя оставить. Так что Рут' вовсе не отощал — не то что ты. Теперь он может поохотиться сам, все равно здесь ему делать нечего — ты ведь будешь спать.
У Джексома не оставалось другого выбора и, уже проваливаясь в беспамятство, он подумал: должно быть, в этом напитке было кое-что еще, кроме фруктов…
Проснулся он отдохнувшим, но по-прежнему озабоченным, и сразу же вспомнил, что ему нельзя двигать головой. Тогда он стал осторожно перебирать смутные вспоминания, окрашенные то жаром, то холодом. Он отчетливо помнил, как добрался до бухты, спотыкаясь, проковылял в тень, рухнул у подножия дерева и потянулся за гроздью алых плодов, чтобы освежить пересохший рот. Пожалуй, именно тогда он понял, что серьезно заболел.
В памяти вставали смутные образы Брекки и Ф'нора; Джексом вспоминал, что, кажется, умолял их позвать Рут'а. Похоже, они возвели какое-то временное укрытие, нечто вроде летнего холда. Шарра что-то такое говорила. Он медленно вытянул левую руку, поводил ею вверх-вниз, но не нащупал ничего, кроме кровати. Тогда он вытянул правую.
— Проснулся, Джексом? — услышал он негромкий голос Шарры. — Рут' так разоспался, что не разбудил меня. Пить хочешь?
Похоже, она не раскаивалась, что сама тоже задремала. Но тихонько охнула, обнаружив, что компресс совсем высох.
— Смотри не открывай глаза!
Шарра сняла повязку, и он услышал, как она смачивает ее водой, потом — выжимает; наконец влажная ткань коснулась его висков, и он поежился. Джексом поднял руку и прижал повязку ко лбу — сначала легко, потом более уверенно.
— Совсем не больно…
— Ш-ш-ш! Брекка спит, ее очень легко разбудить, — шепнула Шарра, прикрыв ладонью его рот.
— Почему я не могу повернуть голову? — он постарался не выдать снедавшую его тревогу.
Тихий смех Шарры несколько успокоил его.
— Мы зажали ее между двух валиков, чтобы ты не мог двигаться. Помнишь? — она дала ему потрогать это приспособление и убрала его. — Ну-ка, поверти немножко головой. Если кожа уже потеряла болезненную чувствительность, значит, самое худшее позади.
Джексом с готовностью повернул голову налево, потом направо; и еще раз — чуть быстрее.
— Не больно. Правда, совсем не больно!
— А вот это — нельзя!
Заметив, что он потянулся к компрессу, Шарра схватила его за руку:
— У меня горит ночник. Подожди, я его прикрою… Чем меньше света, тем лучше.
Он услышал, как она возится со светильником.
— Теперь можно?
— Я только потому разрешаю тебе попробовать, — она подчеркнула последнее слово, положив руку на его ладонь, уже коснувшуюся повязки, — что сегодня безлунная ночь и тебе ничто не грозит. Но если увидишь хоть малейшее блестящее пятнышко, немедленно закрой глаза.
— Это опасно?
— Может быть опасно.
Она медленно сдвинула повязку.
— Ничего не вижу.
— Никаких пятен или точек?
— Нет, ничего.
Что-то возникло у него перед глазами, он различил во тьме неясные очертания.
— Это моя рука. Я держу ее у тебя перед носом — на всякий случай, — сказала она.
Джексом смутно видел перед собой темный силуэт — очевидно, девушка стояла на коленях у его постели. Постепенно ему удалось сморгнуть с ресниц налипшие песчинки, и он стал видеть яснее.
— У меня в глазах полно песка.
— Минуточку!
Вдруг в глаза ему закапала вода. Он судорожно заморгал и громко вскрикнул.
— Я же просила тебя, потише. Ты разбудишь Брекку. Она совершенно измотана. Ну что, удалось смыть песок?
— Да, так гораздо лучше. Я не хотел причинять тебе столько хлопот.
— Неужели? А я уж было подумала, что ты нарочно все подстроил.
Джексом поймал ладонь девушки и поднес к губам, сжав так крепко, насколько позволяли оставшиеся у него силы. Шарра задохнулась и отдернула руку.
— Спасибо.
— Я положу повязку на место, — сказала она с явным упреком.
Джексом довольно усмехнулся — он был рад, что сумел ее смутить. Жаль только, что здесь так темно. Но он все же разглядел, что фигура у нее стройная. И голос, несмотря на уверенные нотки, явно молодой. «Интересно, — снова подумалось ему, — так ли она хороша, как ее голос».
